— Это не мой выбор, ты знаешь. Но даже если не брать это в расчет, какие у нас с тобой еще варианты? Раун? Ты правда хочешь, чтобы мою жизнь оборвал единственный человек, который меня любит? — Риван пристыженно опустил глаза. — Не буду утаивать, я взял с него слово, на случай, если ты не справишься. Но мне сложно представить, чего ему стоило одно только обещание.
Риван обессиленно уронил лицо в ладони.
— Послушай…
— Я понимаю, что это воля Бога-Ворона, — резко выпрямился жрец. — Я понял, что для тебя это… — тяжело вздохнул он, — выход. Но я не знаю, как себя пересилить. Я никогда не приносил кровавых жертв. Не приносил и не хочу! Это неправильно. Почему все должно закончиться именно так? Почему только кровью прокладываются дороги? Разве Ифри, когда пришла в Гвинланд, требовала жертв? Нет, она пришла на север в сердцах и умах ее почитателей. Почему нельзя поступить так же?
— Это займет слишком много времени.
— А вот это, — Риван поднял руки, но тут же обронил их на колени. — то, чего ты добился, разве не заняло много времени? Зачем его тратить на нового ставленника, когда есть ты? Корвус, в твоих руках власть, сила. Ты можешь искупить свою вину перед севером, помочь ему оправиться от войны. А после твои жрецы последуют за тобой хоть на край гаршаанской пустыни.
— Нет, не последуют. Отступи я от воли Бога-Ворона, первое, что жрецы услышат, оказавшись на «той стороне» — это требование моей головы. Вся моя власть, вся моя сила — иссякли. Армия пала, «та сторона» не откликнется на мой зов. Все кончено.
— Но ты же продолжишь его дело…
— Но не так, как он того хочет.
Видеть столь болезненное разочарование в глазах Ривана оказалось не легче, чем смотреть на его раны. Удивительно, но он все еще был хорошего мнения о своем боге.
Риван уперся руками в землю и встал на ноги. Пошатываясь, сделал несколько нетвердых шагов и обессилено припал спиной к истукану Бога-Ворона.
— Не пойдут они — пойду я, — вдруг сказал он.
Корвус засмеялся:
— Нет, мой дорогой жрец, на этом молитвенном холме должны принести в жертву меня, а не тебя.
Но взгляд жреца пылал уверенностью. Такой, от которой внутри все предательски сжалось.
— И что же мы с тобой сможем сделать?
— Ты сам сказал, поднять культ на юге. Да так, что ему придется признать, что верные ему люди способны на большее, чем ему кажется. Что истинная вера — это не только пролитая во славу него кровь. Ну а если не справимся, — Риван устало потер глаза, растирая кровь и грязь по лицу, — мы всегда можем вернуться сюда и завершить начатое.
Корвус смотрел на Ривана снизу вверх и не мог поверить в то, что он хотел того, о чем говорил жрец. Несмотря на всю усталость и пустую горечь прожитой жизни, он жаждал попробовать. Невзирая на огромный риск, в голове слабо, но настойчиво закрутились мысли, идеи, с чего можно было бы начать. Но разве Корвус мог себе это позволить? Обесценить все, чего он добился, все, чем пожертвовал ради этого момента?
— Пожалуй, будет честно с моей стороны признаться, что ты единственный, к кому я неравнодушен. Мне больно видеть твои терзания. А мне не было больно с тех пор, как я принял дар бога-отца, я к такому не привык, — Корвус с трудом поднялся, чувствуя, что действия всех укрепляющих отваров, выпитых накануне битвы, окончательно сошли на нет. Голова кружилась, лишая ясности мысли, а вместе с ними и речь. — Но я бы не отказался от твоей компании, только ради нее готов был бы рискнуть, пусть это и неправильно. Складывается впечатление, что ты это прекрасно знаешь и нещадно этим пользуешься.
Вопреки ожиданиям, решительность во взгляде жреца никуда не делась.
— Зачем тебе это? — обреченно вздохнул Корвус. — Возвращайся к своей ловчей, не губи свою жизнь.
— Если я могу спасти другую жизнь…
— Как ты не поймешь, она не стоит спасения, — Корвус начинал злиться. На его упертость, на свою слабость. — Она никогда мне не принадлежала, ничего не стоила, а сейчас и вовсе лишена цели.
— Но ты же сам сказал, что я могу дать тебе эту цель…
Корвус подошел ближе к жрецу. Нестерпимо захотелось коснуться и он не стал себе в этом отказывать. Ухватил лицо Ривана руками, удивившись, что тот не начал противиться и вырываться, как обычно.
— Ты даже не представляешь, что ты предлагаешь, — процедил Корвус.
— Всяко лучше, чем то, что ты.
Корвус хмыкнул, закрыл глаза и устало прижался лбом ко лбу жреца. Не отстранился и теперь. А потом и вовсе накрыл одну ладонь своей, прогнав последние сомнения, что колдун совершает самую ужасную в своей жизни ошибку.
Но тут, во тьме сомкнутых век Корвус будто бы снова оказался перед ликом Бога-Ворона, на том самом молитвенном холме в позабытом селе Есенского края. Снова воочию увидел судьбу, уготовленную богом-отцом, как и тогда, приняв эту участь. И не в силах стерпеть всю боль, что он обязан был принести в этот мир, вновь позволил когтистым лапам ухватить его душу и сердце, разорвать их на части. Вытравить страх и сострадание. Унять горе… И в этот самый миг где-то далеко-далеко, на окраине Вереска, в обители врановых жрецов Риван сделал первый вдох.