Воронье живучее

Дадоджон помог ему достать чемодан, снял свой багаж. Поезд громыхал на стрелках. В купе вошел проводник, извинившись, стал собирать постельное белье. Чтобы ему было удобнее, Салохиддинов и Дадоджон вышли в коридор. Учитель сказал:

— Пойду-ка помою руки…

Дадоджон опустил стекло и подставил лицо освежающему встречному ветру. Когда он обернулся, проводник уже ушел из купе. В тот же миг откуда-то появился молодой, смуглолицый парень. Задев Дадоджона плечом и на ходу извинившись, он прошел мимо. Дадоджон обернулся и поначалу не поверил своим глазам, увидев в его руке чемодан Салохиддинова. Он поспешно заглянул в купе — да, на нижней полке остался лишь его чемодан — и, круто повернувшись, окликнул парня:

— Эй, подожди!..

— Тот побежал. Дадоджон закричал:

— Стой! — и рванулся за ним. — Держи! Держи вора!

Парень выскочил в тамбур, оттуда — на буферную площадку, рванул дверь, ведущую в соседний вагон, и тут столкнулся с толстой женщиной, державшей громадный узел. Она загораживала выход. Вор отпрянул и с ловкостью кошки полез по железной лестничке на крышу, но Дадоджон ухватился за чемодан и вырвал его. Он видел, как парень, обернувшись и по-волчьи оскалившись, взмахнул ножом, но не успел уклониться от удара — пришлось свободной рукой помочь толстухе удержаться на ногах. Черт дернул ее высунуться: потеряв равновесие, она чуть не полетела вниз, под колеса.

Нож вонзился в предплечье. Вору некогда было выдергивать его: появились проводник, Салохиддинов, другие пассажиры…

Кто-то забрал у Дадоджона чемодан, проводник вырвал из раны нож, и сразу же фонтаном забила кровь. Ее долго не могли остановить. Дадоджон сам показал, где надо перехватить жгутом, — его сделали из полотенца. Он крепился изо всех сил, чтобы не потерять сознание.

— Ай-яй-яй, из-за чемодана рисковать жизнью, — качал головой Салохиддинов, белый как мел.

Дадоджон улыбнулся.

— Ничего, обойдется, — сказал он.

Но не обошлось. Выползла все-таки черная завеса и задернула перед глазами свет. Дадоджон помертвел и потерял сознание. Как только поезд остановился, вызвали «скорую помощь», отправили в больницу, расположенную неподалеку от вокзала. Салохиддинов поехал с ним.

19

Еще в коридоре услышал Аминджон Рахимов частые, сильные звонки телефона. Он ускорил шаг и, чуть ли не вбежав в приемную, рывком поднял трубку:

— Я слушаю.

— Товарищ первый секретарь райкома, разрешите срочно прибыть вместе с начальником следственной тюрьмы, — прозвучал взоволнованный голос начальника районного отдела НКВД.

— Да, конечно, — ответил Аминджон, удивленный и непривычно официальной формой обращения, и взволнованным тоном: Султан Раджабович Курбанов был человеком невозмутимым, что называется, с железными нервами и всех районных руководителей, независимо от ранга, места и обстоятельств, называл по имени и отчеству.

Аминджон, как обычно, пришел за час до начала рабочего дня, чтобы без суеты, в спокойной обстановке, когда нет посетителей и молчит телефон, просмотреть кое-какие документы и материалы, подготовленные отделами. О его ранних приходах на работу уже многие знали, поэтому тревожили в исключительных случаях. Судя по всему, сейчас был именно такой случай. Наверняка произошло нечто чрезвычайное.

Так оно и оказалось — совершен побег из тюрьмы, бежал заведующий кишлачным магазином сельпо, арестованный за махинации с мануфактурой. Но не это привело Курбанова к Аминджону.

— Мы приняли необходимые меры для поимки преступника, — сказал он. — Однако при расследовании обстоятельств побега выяснилась одна немаловажная деталь. С вашего позволения о ней доложит товарищ Баев.

Аминджон перевел взгляд на начальника следственной тюрьмы. Тот стремительно поднялся, вытянул руки по швам. Бледный и осунувшийся, он не мог справиться с волнением, по его лицу то и дело пробегал нервный тик.

— Вольно! Садитесь! Здесь не тот кабинет, где положено стоять по стойке «смирно», — сказал Аминджон, заставив себя улыбнуться, чтобы хоть немного успокоить Баева.

— Садитесь, Петр Лукич, — сказал и Курбанов. — Докладывайте подробно.

— Есть! — ответил Баев и сел.

Он рассказал о том, что с неделю назад, точнее — шестнадцатого октября, поздно вечером, ему позвонил дежурный по городскому отделению милиции и попросил разрешить свидание или хотя бы принять для подследственного передачу от приехавшего на один день из Ташкента брата районного прокурора.

— Кого-кого? — не сдержался Аминджон. — Брата нашего районного прокурора?

— Так точно, — сказал Баев.

— Факт подтвердился, товарищ первый секретарь райкома, — с упором на два первых слова произнес Курбанов, и Аминджон, мысленно отметив и это, и подчеркнутую казенность обращения, напрямик спросил:

— Вы подозреваете участие прокурора?

— Не исключено, что побег связан с визитом его брата.

— Чем этот брат занимается?

— Мы запросили ташкентских товарищей.

Аминджон побарабанил пальцами по краю стола.

— Вы не исключаете и того, что прокурор мог знать о поступке брата? — снова спросил он.

— Да, — коротко ответил Курбанов.

«Что ж, может быть и так», — подумал Аминджон, и обращаясь к начальнику тюрьмы, уточнил: