Воронье

Она вышла на автостоянку, села в свой потрепанный «гео», оставила кампус колледжа общины и поехала домой. По Четвертой улице к Робин-Роуд и по Редвуд-Роуд. Она терпеть не могла эти улицы. Она ненавидела эти дома — ряды приземистых кирпичных строений в стиле ранчо. Самые приземистые, самые обложенные кирпичом домишки сгрудились на Ориол-стрит. Вырулив на нее, она сбросила скорость так, что машина чуть ли не ползла, и посмотрела в окно гостиной. Мать, телевизор, полка с глиняными фигурками. Дон Кихот, висящий на крыле мельницы. Отцовские модели «Шеви» номер 3. Из-под дивана торчали ноги Джейса. Все, что Тара терпеть не могла в своем доме, сейчас выглядело тепло и симпатично, как реклама низких закладных и средств борьбы с насекомыми, но зрелище было настолько гнусным, что она решила позвонить Клио.

— Я шпионю за своим домом, — сказала она Клио.

— Это извращение.

— Он такой уродливый.

— Это не повод заниматься извращениями.

— Я должна проверить, насколько мамаша напилась.

— И насколько же?

— Не знаю. Она лежит на диване, и я не вижу ее руки. Я должна убедиться, как она держит стакан. Если она крутит его, оттопырив мизинец, значит, я в глубокой заднице.

— Ты зайдешь? — спросила Клио.

— Придется.

— Не тот ли это вечер, когда она сходит с ума?

— Угу.

— Так зачем тебе это делать? Приходи в штаб-квартиру. Знаешь, кто явился? Тот парень Долгоносик. Джонас. Тот, кто хотел иметь с тобой дело.

— Ты мне рассказывала.

— Так пусть он тобой и займется.

— У меня утром контрольная по ботанике.

— О господи! До чего ты занудная личность.

— А почему бы ему не заняться тобой, Клио?

— О'кей, ты сама мне подсказала.

— Ты же такая прожженная шлюха.

— Я бы хотела, — сказала Клио. — Эй, если твоя мамаша начнет что-то откалывать, типа всюду совать свой нос или лапать тебя, дай мне знать.

Тара въехала в гараж.

Когда она вошла в гостиную, мать спросила:

— Где ты была?

Тара, проконсультировавшись с бокалом, увидела, что мать, решительно оттопырив мизинец, нервно гоняет жидкость по стенкам, что обещало мрачную ночь.

— Я была на занятиях, мама.

— Ты должна звонить мне, когда так задерживаешься.

Она не задерживалась, но не стоит обращать внимания.

— О'кей.

— Что за занятие было?

— По органической химии.

— Почему ты взяла этот курс?

Не поддавайся, приказала себе Тара. Цель — свобода.

— Ну, я думала, это необходимо.

— Но ты, черт возьми, можешь изучать все, что угодно. Почему они заставили тебя взять органическую химию?

— Не знаю, мам.

— Им нужны все наши деньги, и поэтому они учат тебя совершенно бесполезным вещам.

Вот с этим смириться было трудно. Дело в том, что мать не давала ни цента на ее учебу — и каждое пенни шло из того, что Тара зарабатывала в банке, плюс помощь от ее бабушки Нелл, плюс то немногое, что она зарабатывала репетиторством. От родителей она получала лишь стол и кров, за которые платила 550 долларов в месяц, то есть они были отнюдь не подарком. Тара с трудом справлялась с желанием вернуть ей «все наши деньги». Но что это даст? Помни, что тебе надо лишь добраться до своей комнаты. Помни, что на эту чужую женщину с тощей птичьей шеей ты только что смотрела через окно гостиной. Представь себе, что между вами нет никаких семейных связей, что ты плывешь где-то у нее над головой, что ты невидима и можешь ускользнуть в любую минуту…

— Подожди, — сказала мать. — Присядь на минуту. Сейчас объявят результаты.

— У меня завтра контрольная. Так что, наверно, мне стоит…

— Ты знаешь, сколько сейчас на кону?

Тара помотала головой.

— Притворяешься, — сказала мать. — Ты в самом деле не знаешь?

— В самом деле.

— Триста восемнадцать миллионов долларов.

— Ух ты.

Эта сумма была бессмысленной для Тары, но она подумала, что, если проявит восхищение, мать, может быть, отпустит ее.

— Но если даже ты получишь этот жирный кусок, — сказала мать, — то после уплаты налогов у тебя останется всего лишь сто двадцать с чем-то миллионов.

— Ох.

— Так что вряд ли стоит волноваться, верно? Ты не можешь подлить мне еще?

Она продолжала крутить свой стакан.

По телевизору шла передача «Нип-Так», которая вряд ли подходила для десятилетнего Джейса, впрочем, он все равно не смотрел ее. Он увлеченно играл в «Привидение» на своем микрокомпьютере. Как всегда, он ни на кого не обращал внимания, и Тара была довольна, что тоже может игнорировать его. Она отнесла стакан матери на кухню, наполнила его колотым льдом, джином и тоником, отрезала тонкие пол-ломтика лайма и украсила им край стакана. Надо постараться смягчить ее. Быть услужливой. Ни в коем случае не спорить и не сопротивляться.

Но когда она вернулась, мать держала в руках тонкий конверт с окошком. Из компании кредитных карточек.

— Знаешь, как я его получила? Явилась прямо в офис. Анджела дала его мне. Я даже не знала об этом счете. Твой отец никогда о нем не упоминал.

Что можно было на это ответить?

— Это ужасно, — попыталась отреагировать Тара.

— Ужасно? Это самая унизительная вещь, которая вообще могла случиться. С кем угодно. Когда угодно. Конечно, твоего отца это не беспокоит. Твой отец думает, что у нас все прекрасно.