Воронье

ШОН был удивлен, вернувшись к дому. Сборище заметно увеличилось. Машины стояли от поворота на Редвуд-Роуд почти до 17-й, а на Ориол-Роуд две полицейские машины мигали огоньками на крышах. Паломники веселились и махали листьями карликовых пальм. Некоторые из них приехали в фургонах для семейного отдыха, прихватив с собой детей, собак и набор летающих тарелочек. Некоторые с виду были сущими бродягами и, ухмыляясь, демонстрировали черные корни зубов.

Когда Шон и Ботрайты выбрались из «либерти», Трев со своей командой телохранителей оттеснил толпу.

— Не многовато ли здесь народу? — пробормотал Шон.

— Ага, — согласился Трев. — Даже чересчур. Копы уже жалуются. Мы арендовали ярмарочную площадь ниже по улице. И с самого утра сдерживаем их.

Старуха протиснулась между двумя телохранителями и, плача, ухватила Шона за плечо:

— Отче! Помоги мне! — Она была маленькая и тощая, но видно было, что от нее не отделаться.

Он сделал знак телохранителям: дайте ей подойти.

— Отче, — сказала она, — можешь ли ты исцелять больных?

— А кто болен?

— Мой муж. — Она вцепилась в рукав Шона и потащила его за собой. — Прошу тебя, отче.

Он не стал сопротивляться. Толпа крутила и толкала их. Она подтащила его к обочине, где в инвалидном кресле сидел мужчина, который с подозрением уставился на Шона.

«Что я тут могу сделать? — подумал Шон. — Как мне исполнить эту роль? В общем-то мне нужны только власть и сила, а их хватает».

— Как вас зовут? — спросил он у мужчины.

— Билл Филипс.

— Чем вы страдаете?

— ДСР. Слышали такое?

— Объясните подробнее.

— Дистрофия симпатических рефлексов.

— И вы испытываете боль?

— О да. Сильную боль. Вот тут, все колено. Боль такая, что я не могу наступить на ногу.

— Тем не менее, — сказал Шон, — это не то, что вам нужно, чтобы прийти в себя. Вам необходимо обрести мечту о жизни — и тогда вы пробудитесь. Вы понимаете, что я говорю?

Теперь Билл Филипс преданно смотрел на него. В толпе воцарилось молчание. Жужжали телекамеры, им аккомпанировали цикады, и на дубовые листья падали отблески вспышек мобильных телефонов с фотокамерами.

— Тебе чудится, — продолжил Шон, — что ты один в этом мире. Тебе чудится, что Отца твоего нет с тобой. Но на самом деле Он тут, рядом с тобой. Если ты сможешь проснуться, то увидишь его воочию, как при свете дня.

Билл Филипс, прищурившись, долго смотрел на него. И наконец спросил:

— Прямо здесь?

Можно было не отвечать. Вскоре он стал всхлипывать. Шон возложил руки на парализованную ногу мужчины и подержал так несколько секунд, пока рыдания не стихли. Затем он повернулся и пошел к дому.

РОМЕО отправился искать Винетту, чтобы сообщить ей новости. В свете фар мелькали и исчезали один обыватель за другим. Он побывал в «Герцоге», в гостинице «Плантация», в безымянном баре около аэропорта. Но ее нигде не было. Он даже заглянул в элегантный бар «ВИП» в бывшем старом кирпичном складском здании. Вокруг названия шла какая-то цитата. Винетты тут не было, но когда он посмотрел на танцовщицу у шеста, черт побери, если это была не Тесс. Тесс — девушка-миссионер. Видя ее в работе, Ромео испытал такое потрясение, словно повис вниз головой на чертовом колесе. Она лихо отрабатывала свой номер, облаченная в черные шведские сапожки и серебристые стринги; работала она в темпе промышленного робота. К счастью, она не заметила его и не видела, как он отшатнулся.

Но когда номер закончился и Тесс отправилась к стойке «ВИП», чтобы промочить горло, внезапно она расплылась в широкой улыбке:

— Ромео!

— Привет, Тесс.

— Что ты-то здесь делаешь?

Он ответил тем же самым:

— А ты что здесь делаешь?

— Зарабатываю на аренду.

Она села рядом с ним. Бармен был стар, мрачен и неразговорчив. Ромео взял Тесс выпить и сказал:

— Что случилось с миссионерством?

Тесс пожала плечами:

— С тем парнем, что послал нас? Он нас кинул.

— А другая девушка?

— Меган? Работает на фабрике, где делают мешки. В Дарьене. Это последнее, что я о ней слышала.

— Звучит отвратно, — сказал Ромео.

— Ага.

— А ты все еще любишь того парня, который так подвесил вас?

— Что-то вроде. Но он не любит меня, так что забудь.

Они посмотрели номер следующей танцовщицы. Она тоже не была блистательной красавицей, но в ее выступлении чувствовалась женственность и привлекательность.

— Так как твои каникулы, Ромео? — спросила Тесс.

Он покачал головой:

— Не очень хорошо. У меня умер приятель.

— О, прости. Тот парень, которого я видела?

— Нет. Старик. Жил в трейлере. Старый рыбак.

— Правда?

— Ну да. Дедушка называл его маленьким забиякой.

— Ух ты.

— Ага. Я оставался с ним. За этой чертовой дорогой Балм-оф-Гилеад.

— Я знаю ее! — сказала она. — Мы свидетельствовали там.

— Обратили кого-нибудь?

— Ты настроен шутить?

Диджей окликнул:

— Франки, на сцену.

— Это меня. — Она поднялась.

— Франки? — переспросил Ромео.

— Сокращенное от Франкенштейн. Я уговорила их использовать мой псевдоним, которым я пользовалась дома. Они не хотели, но я сказала, что не собираюсь быть их идиотскими Табитой, или Кристел, или Шармен, понимаешь? А теперь я должна идти. Подождешь меня?

— Хотел бы.