Тем не менее он вытащил из бумажника пять долларов, сложил в длину, оттянул ее подвязку и сунул банкнот в проем. Это был их маленький обмен любезностями; затем он покинул бар.
Вернувшись на дорогу, Ромео вспомнил, что Винетта упоминала какой-то свой любимый бар на 341-й. Название его он толком вспомнить не мог. Вроде что-то вроде птички. Он двинулся в ту сторону. 341-я долгое время была погружена в темноту, блеснул было галогенный свет вокруг казарм полиции штата — и снова темнота. Но наконец перед ним предстала неоновая вывеска «Голубь». С маленькой неоновой птичкой на ней и маленьким домиком таверны. Вот тут на парковке и стояла машина Винетты.
Он опустился на сиденье и стал ждать ее.
Один за другим пьяницы неровным шагами покидали бар. И уезжали.
Наконец появилась и Винетта рука об руку с каким-то старикашкой с тощей жилистой шеей. Он прижал ее к машине и стал тискать. Зрелище было довольно забавное. Он старался запустить руку между ее тугим поясом и толстым животом, и ему приходилось поднимать локоть так, словно он играет в боулинг. Похоже, спустя минуту эти тщетные старания ему надоели: он высвободил руку, шлепнул ее по животу и заковылял прочь.
Винетта позвала его, но ухажера и след простыл. Он уехал в своем пикапе.
И тут Ромео вылез из машины, подошел к ней и сказал:
— Привет, Винетта.
Она смутилась. Откуда она его знает? Он что, ее бывший бойфренд? Коп или что-то в этом роде? Но шестеренки в ее мозгу проворачивались слишком медленно.
— С твоим отцом проблема, — сказал он.
Наконец до нее дошло.
— О, дерьмо. Вот мать твою! Ты — тот самый липовый медбрат. Отвали от меня. Я закричу, и через десять секунд бандиты возьмут тебя за шиворот.
— Я всего лишь хотел рассказать о твоем отце, — сказал он.
— А что с моим отцом?
— Он мертв.
— Что?
Он не собирался повторять это дважды.
— Я подкину тебя домой.
— У меня своя машина, — сказала она. — Так ты сказал, что мой папочка мертв?
— Давай-ка лучше я отвезу тебя.
Она пожала плечами. Он проводил ее к «соколу», и они пустились в обратный путь по 341-й.
— Откуда ты знаешь, — спросила она, — что мой папа мертв?
— Я заходил проведать его.
— Ох.
Через минуту она спросила:
— Да, но как ты узнал?
— Что узнал? Он скончался.
Прошла еще минута. Она сказала:
— Надеюсь, ты не все пиво вылакал?
Ну и сучка, подумал Ромео.
— Там нет пива. Все пиво выпито.
— Это ты его выпил?
— Нет, выпила его ты, Винетта.
— Я вообще его не пила.
— Ладно.
Но она повторила:
— Я вообще его не пила.
— Ясно. Так что ты хочешь сказать?
— Хочу сказать? Ты взял то, что тебе не принадлежало.
Он почувствовал, как что-то в нем шевельнулось. Отвращение от того, что приходится делить машину с этой злобной тупой сволочью средних лет. Последние дни Клода она превратила в такой ад на земле, что тот умолял чужого человека освободить его от этих страданий. Она так поступила с Клодом! Ромео давно уже не испытывал такой чистой, законченной ненависти.
«Могу ли я тут что-нибудь сделать?» — подумал он.
Винетта продолжала скулить:
— Можешь ты отвезти меня к Лонни? Он мне должен шесть бутылок.
— Уже очень поздно.
— Я разбужу его. Когда расскажу ему, что мой папочка скончался, ручаюсь, он выдаст мне пиво из своих драгоценных запасов.
— Я отвезу тебя к отцу, — сказал Ромео.
— Зачем? Чтобы поглазеть на него мертвого? Я не хочу видеть его труп!
Они повернули на улицу Балм-оф-Гилеад.
— Вот уж не рвусь смотреть на него.
«Думай о хамстве ее равнодушия, — пронеслось в голове у Ромео, — о зловонии ее дыхания и об одиночестве на этой дороге. Думай обо всем этом одновременно, и ты увидишь, сколько гнева в тебе скопилось».
— А я хочу этого гребаного пива, — сказала она. — Ты говоришь, что его у тебя нету? Даже одной, мать твою, бутылочки?
Он опустил левую руку туда, где ждала сабля, в проем между сиденьем и дверцей. Обхватил пальцами рукоять. «Я могу это сделать. Я нуждался во вдохновении — и теперь я обрел его. Она довела меня, сука, и теперь в душе моей тьма».
— Винетта. Ты же не знаешь, чем я зарабатываю себе на жизнь, не так ли?
— Продаешь страховки.
— Нет. Я только делал вид. На самом деле я ангел мести. Ты знаешь, что это означает?
— Ага.
— Это значит, что после меня остается лишь пустыня. Вот такая у меня работа.
— Ты говорил что-то о страховании.
Когда она уставилась на него, рот ее был полуоткрыт — но не от страха. Это было ее нормальное тупое выражение.
Он подъехал к трейлеру и сказал:
— Разъяснить тебе?
— Не-а. О своем дерьме я сама побеспокоюсь.
Она открыла дверцу и вышла.
Ромео выпрыгнул со своей стороны, держа саблю в руке. Но, обходя машину спереди, он прижимал ее к ноге, чтобы прикрыть от взгляда. Здесь как раз хватало места, чтобы рубануть. Внутри слишком тесно. Да и Клод там лежит с открытыми глазами, и он не может сделать это на глазах у Клода, пусть даже тот мертв.
«А вот здесь я могу. Сделать стремительный рывок, вложив всю силу ненависти в кисть руки».
Он представил себе свист острого лезвия. Затем ее вопль, который резко обрывается.
Но пока он представлял себе все это, она подошла к дверям трейлера, повернулась и сказала: