Воронья дорога

Но уж коли начал, надо закончить.

И тут он заметил впереди сияние. Слабейшее, оно просачивалось между двумя балками. Он улыбнулся: «То, что нужно!» Еще одна балка преодолена, и ближе свет. И уже виден край лючка, и вот уже Фергюс наклонился над ним. Мягким светом нарисован квадрат в потолке. Слышны голоса. Вот же корова безмозглая, радио, что ли, слушает посреди ночи?!

Снова он опустился на колени, уперся пятками в балку. В коленных чашечках здорово кололо – почти вся его тяжесть пришлась на них.

Он нащупал края квадратной крышки, аккуратно ее приподнял. Старушка наша голову свихнет над тайной запертой комнаты, если сейчас возьму да спущусь неслышно, разденусь и лягу рядом! И шиш когда догадается, как мне этот фокус удался! Впрочем, догадается – утром пройдет по следу и все поймет. Зря торцевую панель чуланчика на место не поставил – через нее светит из обсерватории. Хотя ерунда это. Вряд ли Фиона сюда полезет.

Ближайший край крышки приподнялся над балкой дюйма на три. Придерживая его, Фергюс наклонился, заглянул в комнату и улыбнулся: интересно посмотреть на Фиону под таким углом.

Голоса. Теплый воздух и голоса.

– О… Боже, боже, боже, боже… Да, да, да, да…

Не сразу до него дошло, что происходит.

Но дошло.

На постели лежала Фиона. Одеяло полуоткинуто, в комнате горит только свечка возле кровати. Волосы рассыпаны по подушке, вторая подушка – на полу…

И здесь же – Лахлан Уотт. Обвил Фиону ногами, ритмично вздрагивает всем телом. Одна рука сжимает ей грудь, другая зарылась в волосы, пальцы обхватили шею. Одеяло ползло вниз, Фиона раскидывала руки, хваталась за край простыни, за край прикроватного столика. Голова ее моталась из стороны в сторону.

– Да, да, да, да…– снова забормотала Фиона, и Лахлан, худой, жилистый, сильный, точно степной бык, потянул ее на себя, раздвинул ей ноги, усадил верхом. Фиона прильнула, обняла его за шею, и через несколько вертикальных тычков он ее снова опрокинул на кровать. Фиона застонала, не отпуская его шею, потом выпрямила кверху ноги над его содрогающимися худыми ягодицами, стала гладить ступнями его ляжки и икры. Одной рукой схватила его за зад, прижала чреслами к себе, а другой водила по всему его телу, лаская ребра, талию, бедра. Еще раз простонав, сунула ладонь под него, взялась за мошонку. Стала гладить, пожимать, перебирать.

– Уй, ё-о!..– откликнулся на это Лахлан Уотт, выгибаясь в дугу.