Воронья Кость (ЛП)

— Святым крестом, — мягко ответил Ойенгуссо и выудил крест из-под груботканой рубахи. Воронья Кость побледнел: крест оказался размером с кузнечный молот, он висел на толстом плетёном шнуре, края перекладины выщерблены и помяты.

— Этот крест достался мне от престарелого брата Конхобара, а он получил его от человека, который был уверен, что им владел аббат Катал из Фернса, — с блаженным видом продолжал Ойенгуссо. — То было много лет назад, когда Катал мак Дунлайнге, король Уи Хеннселайга в то время, при поддержке монахов монастыря Тамон совершил кровавый набег на монастырь Фернс. Тогда погибло четыреста человек, и после этой победы Катал провозгласил себя приором Фернса.

Ойенгуссо продолжал рассказ, а Воронья Кость стоял посреди комнаты и с удивлением и недоверием слушал его, пол казался ещё недостаточно устойчив под его нетвёрдыми ногами. Это было длинное и скучное перечисление тех, кто крушил черепа, нападал и защищался: Клокнамойз, Бирр, Дурроу, Драмбо, Тамон и множество других ирландских монастырей. К тому времени, как Воронья Кость доел похлёбку, истории Ойенгуссо настолько потрясли его, что он твёрдо уяснил, — нападать на ирландские монастыри крайне неразумно. Если ему понадобится серебро, чтобы нанять корабли и воинов, то стоит поискать добычу где-нибудь в другом месте, но точно не здесь, среди ирландских христиан.

Он испытал облегчение, когда священник спрятал свой христианский амулет под рубаху, рассказ произвёл впечатление; первый раз в жизни Олаф столкнулся со священниками, которые сражались и зачинали сыновей, и не стыдились этого, хотя, Орм рассказывал ему об одном священнике — брате Иоанне, с которым он однажды повстречался и тот присоединился к ним. Так вот, брат Иоанн был ирландцем, вспомнил Воронья Кость.

— Лучше бы тебе полежать.

Голос привлёк внимание их обоих, Воронья Кость улыбнулся. Торгунна подошла к ним, в аккуратном платье цвета серой морской волны со шнуровкой из плетёной кожи, покрытая белой косынкой, — для неё это было необычным одеянием, потому что Олаф всегда видел её в яркой одежде и серебряных украшениях, а белого платка на голове она никогда не носила.

— Так одеваются замужние христианские женщины, — ответила она, заметив его удивлённый взгляд.

— Значит, ты всё же замужем... — Воронья Кость медленно подошёл к ней и взял за руки. — Если так, есть муж, который разыскивает тебя.

— Ты видел его недавно?

В её голосе, как ему показалось, прозвучало лишь эхо эмоций, и это его огорчило.

— Да, не так давно. Он всё ещё ищет тебя, думаю, сейчас он где-то в землях Гардарики. Наверное, что-то замышляет с Владимиром.

Она услышала лёгкий укор в его словах и окинула гостя изучающим взглядом. Как же он вырос — стал высок, красив и серьёзен. Так же прекрасен и высок, как и собственный сын, который мог бы быть у неё...

Воронья Кость заметил, как она внезапно вздернула подбородок и её глаза заблестели. Он решил, что из-за Орма, и удивился — сначала равнодушие, а теперь слёзы?

— Ты поссорился с Ормом, — сказала она, и Олаф моргнул, поразившись, как она узнала об этом — словно протянула руку и поймала эту мысль прямо в воздухе. Он ответил прежде, чем успел подумать.

— Я уверен, Орм предал меня.

Ну и ну, Олаф с трудом поверил, что смог вымолвить эти слова, но, когда это произошло, он понял, что слова вышли из его сердца. Сбитый с толку Ойенгуссо перетаптывался с ноги на ногу и не сводил с обоих глаз, словно присутствовал на поединке в хольмганге, где противники обменивались ударами.

Торгунна ничуть не удивилась; когда она спрашивала, Воронья Кость никогда не мог скрыть слов, исходящих из сердца, а ей было приятно, что хоть он и вырос, но все эти игры королей не изменили его. По крайней мере пока.

— Почему ты веришь в это? — спросила она, и в нём словно прорвало плотину, он выплеснул всю историю через трещины, покуда, в конце концов, ему не пришлось присесть снова. Но, тем не менее, ему полегчало.

Торгунна чувствовала полынную горечь его слов, видела его уязвленную гордость и неуверенную силу. Олаф Трюггвасон знает, каким должен быть король, и постарается стать таким, печально подумала она, но потеряет на этом пути все лучшее в себе как в человеке.

— Мне никогда не нравился Мартин, — сказала она задумчиво. — Слизняк. Всё, чего он касался, разило как протухшая треска. Ты думаешь, именно он и убил Дростана?

Воронья Кость кивнул, не в силах говорить.

— И поэтому ты считаешь, что Мартин послал весточку Орму, а затем обошёл всех остальных, — посетил Дюффлин, Оркнеи, и таким образом подготовил западню?

И снова он кивнул.

— Думаешь, Орм знал, что именно Мартин послал весточку? И Орм отправил тебя, не сказав об этом ни слова, потому что сам решил заполучить этот дурацкий топор?

Она увидела в его глазах, что именно это и мучило его больше всего. Некоторое время она молчала, и заговорила лишь, когда Олаф немного пришел в себя.