Воронья Кость

Кауп почувствовал, как на него легла тень, и поднял глаза на Воронью Кость, который смотрел на него сверху-вниз. Боль в бедре пульсировала где-то глубоко и далеко, теперь он чувствовал себя очень легко, желая лишь лечь на спину и взглянуть в небо, серебристое, словно расплавленное олово.

Воронья Кость взглянул на рассечённую штанину Сгоревшего Человека, увидел, как фиолетовая плоть разошлась на внутренней стороне бедра, словно безгубый рот; Воронья Кость стоял в полушаге от Каупа, лужа крови растеклась до его сапог, он заметил, что она такая же красная, как у всех.

— Дрянная рана, — услышал Кауп слова Вороньей Кости, и скорее почувствовал, чем увидел, как тот присел на корточки рядом. — Слишком высоко, чтобы перетянуть её, и кровь не останавливается. Если ты веришь в бога, Сгоревший Человек, я думаю, самое время помолиться ему.

Кауп хотел было ответить, но настолько ослаб, что не смог сказать ни слова. Он подумал о своей далёкой родине, в горле запершило; Кауп знал, что умирает, и задумался, припомнит ли ему бог то, что он сражался за язычников. Он снисходительно махнул рукой, словно хотел сказать, что с ним бывало и похуже, он переживёт и это, но Воронья Кость заметил лишь, как дрогнули пальцы умирающего.

Он выпрямился и вздохнул; ему нравился Сгоревший Человек.

Прихрамывая, подошёл Ровальд, он тяжело, с хрипами, дышал, пожелтевшее лицо цвета бивня старого нарвала.

— Ты так стараешься прикрыть меня щитом, что себя не бережёшь, — сказал Воронья Кость, но Ровальд не понял шутку, чувствуя лишь стыд, за то, что ошибся уже дважды.

Приблизились ирландцы, но это оказались фермеры с копьями, и теперь, когда уже стало ясно, что битва выиграна, они рыскали в поисках добычи; им не хотелось рисковать и ввязываться в новый бой, некоторые столпились по сторонам, другие обшаривали мертвецов. Большое сражение, или то, что от него осталось, закончилось. Куда ни глянь, Воронья Кость видел лишь мёртвых, или стонущих и вопящих раненых, и единственные, кто двигался по полю — мародёры, словно мухи, снующие от одного тела к другому.

Но на этом клочке холма Тары всё ещё раздавался лязг оружия и рычание воинов. Они кричали и падали. Мар, пошатываясь, вышел из строя, прижав ладонь к щеке и сыпля проклятиями, он заметил Каупа, и громко закричав, бросился к лежащему товарищу.

— Битва ещё не закончена, — сказал Воронья Кость, и Мар поднял на него взгляд, полный страдания и гнева.

— Он уже мёртв, — тихо сказал Воронья Кость, и Мар заморгал, обречённо кивнул, поднялся на ноги и направился обратно в гущу схватки. И в этот момент наступил перелом.

Строй воинов Рагналла раскололся, словно кусок породы в каменоломне, будто ударили долотом в нужную точку; побратимы с победными криками бросились за ними. Великан ревел и размахивал руками, пытаясь остановить разбегающихся воинов, Мурроу подскочил к нему с громким рёвом, но великан оттолкнул его плечом, бросившись вперёд с занесённым мечом в руке и пеной на губах, и глядя на Воронью Кость.

Первое копьё Вороньей Кости вонзилось великану в бедро, нанеся ему огромную рваную рану, похожую на рот, из которого хлынула кровь, тот продолжал бежать, оставляя алый след. Второе копьё попало Волку-Угольку в бок, разорвало кольчугу и вошло глубоко, но великан просто вырвал его на бегу и метнул обратно.

Копье попало в Ровальда, который отчаянно бросился навстречу. Наконечник пробил щит, но кольчуга выдержала, воин хрюкнул и повалился на спину. Волк-Уголёк упрямо наступал, и Кэтилмунд опустил копьё с флагом, и сделал выпад, ткань закрыла великану обзор, почти ослепив его.

Воронья Кость вытащил меч, и, сделав два шага, уклонился от размашистого слепого удара великана и ткнул всего лишь раз. Клинок прорезал флаг и вошёл пониже затылка, так что великан выгнулся и взвыл, рухнув, словно поваленный дуб. Синее знамя обагрилось кровью, и Кэтилмунд отдёрнул его.

Именно тогда Воронья Кость понял, что Волк-Уголёк лишь прокладывал Рагналлу путь к нему.

В глазах сына Ирландского Башмака пылала ярость бешеной крысы, загнанной в угол, приправленная холодным стальным блеском мести. Когда Рагналл увидел, что Волк-Уголёк пал, он издал дикий рёв и взмыл в диком прыжке, сжимая двумя руками рукоять топора.

Воронья Кость увидел, как блеснуло лезвие, и наблюдал, как смерть опускается на него сверху, дивясь тому, что сам точно также зарубил Клеркона и Квельдульфа. Шутки богов редко бывают смешными, но если прислушаться, то всегда можно услышать их смех.

Две размытые тени промелькнули мимо него. Одна — жёлтая и низкорослая, — рычащая сука стремительно вцепилась в голень взвившегося в прыжке Рагналла. Вторая тень прошелестела рядом ещё быстрее, будто ветерок от взмаха птичьего крыла коснулся щеки Вороньей Кости, и вонзилась в глотку Рагналла, его голова запрокинулась назад.

Наследник трона Дюффлина рухнул к ногам Вороньей Кости, жёлтая сука не разомкнула челюстей, и с рычанием терзала его голень. Топор, целивший в череп Вороньей Кости, сделав оборот, просвистел над его головой и упал в кровавую грязь.