Воронята

Не было никакого признака ночи, и никакого признака кого-нибудь еще в деревьях.

Наверху пела птица — первый, как он помнил, звук в лесу. Это была длинная, призывная песня, всего из четырех или пяти нот. Похоже на звук охотничьего рога осенью. Далеко-далеко-далеко. Это и пугало и опечаливало его, печать горько-сладкой красоты Энергетического пузыря.

«Этого места не должно существовать» рассуждал Адам и тут же подумал обратное. Энергетический пузырь стал ярким, как только Адам пожелал, чтобы он не был темным, точно так же, как он изменил окраску рыб в водоеме, как только Гэнси подумал, что лучше бы они были красными. Энергетический пузырь был столь же буквальным, как и Ронан. Он не знал, мог ли мыслью заставить пузырь исчезнуть, и не хотел этого знать.

Он должен охранять свои мысли.

Выключив фонарь, Адам бросил его в сумку и пошел вдоль тоненького ручья, за которым они следовали в первый раз. Из-за дождя он увеличился, поэтому было легче идти за ним через недавно разглаженную траву под горку.

Впереди Адам видел медленно движущиеся тени стволов деревьев, сильный, косой послеобеденный свет, отражающийся в водоеме, который они нашли в первый день. Он был почти там.

Он споткнулся. Его нога подвернулась на чем-то беспощадном и неожиданном.

Что это?

Под его ногой оказалась пустая широкая чаша. Она была блестящей, ярко-фиолетовой и странно неестественной для этого места.

Глаза Адама озадаченно переместились с пустой чаши у ног к другой чаше примерно в десяти метрах от него, не менее заметной среди розовых и желтых листьев на земле. Вторая чаша была идентична первой, только наполнена до краев темной жидкостью.

Адам снова поразился, насколько эта вещь была здесь, среди этих деревьев, искусственна и неуместна. Тогда он опять озадачился, так как осознал, что поверхность чаши была нетронутая и идеальная, ни листья, ни ветки, ни насекомые не искажали черную жидкость. А это означало, что чашу наполнили недавно.

А это означало…

Адреналин ударил в кровь за секунду до того, как он услышал голос.

Связанный на заднем сидении автомобиля, Велк с трудом мог определить, когда он сможет освободиться. У Нив был план и явно лучше, чем мог сказать Велк про себя. И казалось маловероятным, что она попытается убить его, пока не проработает детали ритуала до мелочей. Таким образом, Велк позволил себе везти его в собственном автомобиле, пропитанном сильным запахом чеснока и полным крошек, к краю леса. Нив была не настолько глупа, чтобы ехать в его машине по бездорожью — факт, за который он был очень благодарен — поэтому она припарковала автомобиль в небольшом удачном повороте, и дальше они отправились пешком. Темно еще не было, однако, Велк споткнулся о кочку из полевой травы.

— Извините, — сказала Нив, — я искала место ближе к парку на Гугл Мэпс.

Велк, которого раздражало абсолютно все в Нив от ее мягких, бархатных рук до смятой юбки и завитых волос, ответил без особой вежливости:

— Почему ты утруждаешься, извиняясь? Разве ты не собираешься меня убить?

Нив поморщилась:

— Я не хочу, чтобы Вы называли это так. Вам предназначено быть жертвой. Жертвоприношение — довольно прекрасная вещь с давними традициями. Кроме того, Вы заслуживаете этого. Так будет справедливо.

Велк сказал:

— Если ты убьешь меня, то по справедливости кто-то должен убить тебя. Вниз по дороге?

Он споткнулся о другую кучку травы, но на этот раз, Нив не извинилась и не ответила на его вопросы. Вместо этого, она пристально посмотрела на него. Взгляд был не настолько острым и пронзительным, насколько детально изучающий.

— Всего на мгновение, Баррингтон, я признаю, что испытывала легкое сожаление по поводу выбора Вас. Вы казались довольно милым, пока я пробовала на Вас электрошокер.

Трудно было поддерживать дружескую беседу, когда один из собеседников применил на другом электрошокер, так что оба они закончили прогулку в молчании. Это было странное чувство: вернуться обратно в лес, где он последний раз видел Жерни живым. Он думал, что лес — это всего лишь лес, и он не будет переживать, вернувшись, особенно спустя столько времени. Но что-то в воздухе сразу же вернуло его в тот момент со скейтбордом в руке, отвечающим на вопросы умирающего Жерни.

Шепот то и дело свистел и трещал, как огонь, в его голове, но Велк игнорировал его.

Он пропустил свою жизнь. Пропустил все, что было в ней: небрежность, экстравагантное Рождество дома, педаль газа под ногами, свободное время, и почувствовал это благословением, а не пустым проклятьем. Он избегал пропускать занятия и посещать занятия и распыление баллончика с краской на знак «Генриетта» на трассе I-64 после удивительной пьянки на свой день рождения.

Он скучал по Жерни.

Он старался не думать об этом в течение последних семи лет. Вместо этого Велк попытался убедить себя в бесполезности Жерни. Пробовал напоминать себе о необходимости его смерти.

Но вместо этого он вспомнил крик Жерни, когда первый раз ударил его.