Вороной жеребец Кагыр-Кана

А голос опять: ну а ты-то зачем живешь? Цель твоего пребывания в этом бренном мире? Лишать жизни других людей? Зачем? Кто и за что дал тебе это право?

Когда в тайге ходил ты, кумандинец, на охоту на кабаргу или марала, убивать было необходимо — так устроен мир, что одни животные питаются травой, другие на них охотятся, а человек охотится на тех и других. Охотится, чтобы жить. Ну а охота на людей? Это ведь другое. Вот сейчас охотятся на Виктора. На прекрасного, честного, совестливого, верного человека… И занимается этим такой же киллер-профессионал, как и сам Арсений. Которому наплевать на то, что Виктор хороший человек, что у Виктора имеется Наташка и Юлька, что у него болит душа…

Арсений редко вспоминал свои жертвы. Потому что не воспринимал их как людей, у которых есть близкие, есть чувства, у которых есть все та же душа, которая может болеть или ненавидеть… А сейчас вдруг вспомнил того парнишку, у которого параллельно с выполнением заказа нужно было выкрасть из стола в квартире какие-то бумаги. Алтаец еще был у него в квартире, когда на улице мощный взрыв разметал паренька вместе с его «мерседесом». Дело было рядовое, незапоминающееся. А сейчас Арсений вдруг отчетливо вспомнил, что у того на столе стоял портрет какой-то девушки. Кем она приходилась погибшему? Что с ней сейчас? Быть может, у нее от парнишки детенок остался?

Пиво кончилось. Арсений поднял глаза. Перед ним стоял мужчина и уныло глядел в свою пустую кружку.

— Еще хочешь?

Мужчина вздрогнул, взглянул удивленно.

— Конечно, хочу. Да денег не хватает.

Арсений опытным взглядом оценил собеседника. Одет прилично, костюм далеко не новый, но аккуратный, явно не бомж… Арсений про себя его назвал учителем. Педагогом на пенсии.

— Что ж так бедно живешь?

— Воровать и убивать не умею, — резко оборвал мужчина и попытался уйти.

— Погоди, — остановил его Арсений. Слово «убивать» его резануло. — Сходи, принеси пива, — и бросил на стойку смятую бумажку.

— Ищи лакея!

— Арсений успел поймать его за рукав, когда тот уже миновал его. — Не сердись, мужик. Прошу тебя, пожалуйста, возьми по кружечке. Муторно мне…

Мужчина поколебался, потом неловко сгреб деньги и направился к окошечку. Арсений опять задумался. Вот и этот тоже: на кружку пива денег нет, а туда же — гордый! Гусары денег не берут-с! Нищий ведь — а милостыню просить не станет. И убивать не пойдет. В смысле за деньги убивать. За идею, пожалуй, пойдет. Как там Слепсов сказал: русский без идеи воевать не может…

На стойке возникла трехлитровая запотевшая банка с толстый слоем пены и звякнули две кружки.

— Выпросил банку напрокат, чтобы лишний раз не бегать, пояснил мужчина и бросил скомканные мокрые мелкие купюры перед Арсением. Именно бросил, тем же жестом, что бросил ему деньги сам Арсений. Гордый…

— Вот скажи мне, — загорячился Арсений, не притрагиваясь к деньгам. — Я вас, интеллигентов, терпеть ненавижу. Толку от вас… Одни проблемы… Но вот вопрос появился, а ответить на него, кроме вас, интеллигентов вшивых, некому… Может, ты прояснишь?

Мужчина ничего не ответил, наполнил обе кружки, с видимым удовольствием отпил большой глоток и уставился на Арсения. В уголке рта его зародилась усмешечка, морщинки у выцветших светлых глаз сузились в тоненькие лучики. Точь-в-точь добрый учитель на экзамене, когда видит, что ученик «плавает».

— Почему у тебя ни хрена нету, а лакеем быть не желаешь? Окажись я в твоей шкуре, я бы и за пивом сбегал, и сдачу бы не отдал… Почему друг мой имеет все, о чем ты и не мечтаешь, а душа, мать ее, эту душу, растак, душа у него, видите ли, болит. Почему его любит прекрасная женщина, а его тянет к стерве, которая его предала? Почему человек, у которого ног нет, думает не о боге или каких-то недоступных ему удовольствиях, а о смысле жизни? Зачем ему нужен этот смысл, когда он лишен возможности просто нормально жить? А вот у меня все в порядке, здоровье отменное, у меня деньги есть, мне платят столько, сколько я запрошу, я могу… Я все могу, а у меня душа не болит. И на смысл жизни мне как-то глубоко плевать…

— Ой ли? — вполголоса обронил мужчина и опять припал к бокалу.

Арсений словно споткнулся. Замолчал, задумчиво глядя, как в кружке опадает пена. Может, прав педагог, может, у него и впрямь душа смысла захотела? А собеседник допил пиво, аккуратно промокнул губы не очень свежим платочком, вновь наполнил кружку и только тогда заговорил: