Слыша так много похвал дарованию своей жены, хитрый капитан Уокер решил извлечь из этого выгоду и расширить свои «связи». Ламли Лимпитер и раньше бывала у него, затащить его в дом ничего не стоило, ибо добрый Лам готов был идти куда угодно, лишь бы хорошо пообедать и продемонстрировать свой голос; и вот Лама попросили привести с собой еще кое-кого из сокровищницы его знакомых, пригласили капитана Газзарда, предоставив ему право позвать еще кого-нибудь из офицеров; то и дело посылались пригласительные билеты Балджеру; одним словом, в очень скором времени музыкальные вечера миссис Говард Уокер сделались, как говорится, suivis
[5]. Ее муж с удовлетворением видел, как его гостиная наполняется важными особами, а раз или два (точнее — всякий раз, как в этом возникала необходимость или в тех случаях, когда кому-либо было не по средствам нанимать первоклассную певицу) самое миссис Уокер приглашали на вечер в знатный дом и обходились с нею с той убийственной любезностью, какую наша английская аристократия умеет расточать перед артистами. Умнейшая и мудрейшая аристократия! Как приятно наблюдать ее повадки и изучать ее отношения с людьми низшего ранга. Я уже собирался было разразиться тирадой по адресу аристократии и с яростью обрушиться на холодное высокомерие и надменность, с какими лорды относятся к людям искусства; снисходя до вежливости и принимая у себя в доме артистов, аристократы стараются изолировать их от остального общества, дабы никто не мог ошибиться относительно их звания; они покровительствуют искусству, даруя его представителей пустой побрякушкой — дворянским званием, и одновременно принимают все меры к тому, чтобы закрыть им доступ в высшие сферы общества, — я уже собирался, повторяю, разразиться тирадой в осуждение аристократии, не допускающей в свой круг артистов, и позлословить на ее счет хотя бы, скажем, за то, что она не приняла в свой круг мою приятельницу Морджиану, как вдруг мне пришла в голову мысль: да подходит ли миссис Уокер для того, чтобы вращаться в высшем свете, — и я был вынужден скромно ответить: нет. У нее не было достаточного образования, чтоб держаться на равной ноге с обитателями Бейкер-стрит; она была доброй, умной и честной женщиной, но ей, признаться, не хватало утонченности. Где бы она ни появлялась, на ней всегда было если не самое красивое, то, во всяком случае, самое яркое платье, сразу же бросавшееся всем в глаза, драгоценные украшения ее были непомерной величины, а ее шляпы, токи, береты, шали-марабу и прочие головные сооружения были самых кричащих расцветок. Она то и дело коверкала слова. Я видел, как она ела горошек с ножа, в то время как Уокер сердито хмурился на противоположном конце стола, тщетно пытаясь поймать ее взгляд; и я никогда не забуду ужаса леди Смиг-Смэг, когда за обедом в Ричмонде Морджиана попросила портеру и принялась его пить из оловянной кружки. Вот это было зрелище! Она подняла пивную кружку своей прелестной ручкой, унизанной огромными браслетами, к губам и так запрокинула ее, что райская птичка, украшавшая ее шляпку, наподобие нимба осенила донышко кружки. Эти странные манеры у нее были всегда и сохранились до сей поры. Она чувствовала себя куда лучше за пределами великосветских гостиных. Она говорила: «Нынче такая жара, прямо ужасти». Она хохотала и толкала в бок своего соседа за столом (когда он говорил ей что-нибудь смешное), — все это получалось у нее совершенно естественно и непринужденно, но это не принято в кругу благовоспитанных людей; ее вульгарные манеры и тщеславие лишь вызывали их насмешки, притом что они не могли оценить ни ее доброту, ни искренность, ни честность. После всего сказанного совершенно очевидно, что тирада, которую я намеревался произнести против аристократии, была бы в данный момент довольно неуместна, а потому мы прибережем ее для другого раза.