Воронцов

Библиотека у М. С. Воронцова была такой богатой, а в архиве имелось столько ценнейших исторических документов, что, будь они в то время в Одессе, Пушкин пропадал бы в доме генерал-губернатора не одну неделю. И это способствовало бы его сближению с Михаилом Семеновичем. Однако о том, что поэт пользовался библиотекой и архивом, не упоминают ни он сам, ни его друзья, ни авторы мемуаров. Не упоминают потому, что библиотека и архив были привезены в Одессу лишь после завершения в 1825 году строительства М. С. Воронцовым своего дома, то есть более чем через год после отъезда Пушкина из Одессы.

«В 1825 г. завершилось строительство дворца в Одессе, — пишет А. А. Галиченко. — Частное жилище приобрело значение зимней резиденции генерал-губернатора Новороссийского края, и его обустроили со всевозможной роскошью. Из родовых имений сюда поступили произведения искусств, мебель, книги, семейные архивы.

В 1826 г. из Андреевского перевезли библиотеку. За труды „крепостным заплачено по 47 коп. за пуд“. В 60 ящиках весом 821 пуд 25 фунта содержалось 1867 русских и французских книг, 279 атласов, ландкарт, планов. Перевозкой руководил секретарь М. С. Воронцова — М. П. Щербинин.

Обстоятельства поступления библиотеки чрезвычайно важны в связи с бытующим мнением о возможности знакомства А. С. Пушкина с портфелем Радищева в доме Воронцова в Одессе. Портфель мог появиться там не ранее 1826 г., т. е. спустя два года после отъезда поэта из этого города»27.

В начале 1824 года, узнав от И. П. Липранди, что один из бессарабских поселян помнит Карла XII, Михаил Семенович решил встретиться с этим поселянином. Пушкин попросил у генерал-губернатора разрешения присоединиться к нему. Тот согласился. Однако из-за каких-то срочных дел у Воронцова эта совместная поездка не состоялась. С разрешения графа Пушкин съездил на встречу с поселянином вместе с Липранди.

После назначения М. С. Воронцова генерал-губернатором Новороссии и наместником Бессарабии его знакомые посоветовали ему взять к себе в сотрудники Ф. Ф. Вигеля, чиновника Московского архива Коллегии иностранных дел.

С согласия Михаила Семеновича в августе 1823 года Вигель был назначен членом Верховного Совета по управлению Бессарабией и стал жить в Кишиневе.

В историю Ф. Ф. Вигель вошел как автор обширных воспоминаний, названных им «Записками». «Записки» Вигеля имеют немалую познавательную ценность, но пользоваться ими необходимо с большой осторожностью. И. П. Липранди, близко знавший Вигеля, пишет, что его «Записки» во многих местах не сообразны с истиной и что в них немало нелепостей, а в изображении многих лиц преобладают едкость, желчность и ядовитость28. Не пожалел Вигель ядовитых стрел и для М. С. Воронцова.

В «Записках» приводится разговор, якобы состоявшийся между Вигелем и Михаилом Семеновичем. «Раз сказал он мне: Вы, кажется, любите Пушкина; не можете ли вы склонить его заняться чем-нибудь путным, под руководством вашим? — Помилуйте, такие люди умеют быть только великими поэтами, — отвечал я. — Так на что же они годятся? — сказал он»29.

Многие исследователи, ссылаясь на эти слова Вигеля, утверждают, что Воронцов будто бы считал поэзию вздором и поэтому относился к Пушкину с явным презрением.

Как говорилось выше, М. С. Воронцов с юных лет любил русскую поэзию. Одним из его самых близких друзей был поэт С. Н. Марин. Он и сам был способен на стихотворный экспромт, а во время военных походов не расставался с томиком стихов М. В. Ломоносова. Так что он, конечно, не мог предложить, чтобы Пушкин занялся чем-нибудь более путным, чем поэзия. И, стало быть, разговор, приведенный Вигелем, одна из придуманных им нелепостей.

Свидетельством продолжения доброжелательных отношений между Пушкиным и Воронцовым являются новые изображения графа, выходившие из-под пера поэта. В январе на листе с начальными строфами и планом поэмы «Цыганы» он изобразил графа в образе Алеко. А в феврале впервые нарисовал М. С. Воронцова в военном мундире. Генерал-губернатор выглядит на рисунке спокойным и уверенным в себе.

До конца жизни в Одессе Пушкин нарисовал еще несколько портретов Воронцова. А всего их было более 20. В этом отношении с М. С. Воронцовым не могли сравниться даже самые близкие друзья Пушкина. Их портретов на страницах рукописей поэта значительно меньше.

Известному искусствоведу и литературному критику А. Эфросу принадлежит весьма своеобразная характеристика портретов М. С. Воронцова, нарисованных Пушкиным. Он пишет, что для Пушкина стало штампом изображать «вельможного англомана» с каким-то звериным оскалом, с чертами грубости, жестокости, ограниченности30. А. Эфрос, разделяя распространенное среди исследователей предубеждение по отношению к М. С. Воронцову, увидел в его портретах не то, что в них есть на самом деле, а то, что ему хотелось увидеть. Со времени выхода в свет книги А. Эфроса прошло 70 лет, но пока никто из исследователей не усомнился в справедливости его «видения» портретов генерал-губернатора Новороссии.