Вороны не умеют считать

В половине восьмого принесли завтрак: пикантный соус из каких-то незнакомых мне тропических плодов, бананы, папайю, яйца всмятку и, конечно, знаменитый колумбийский кофе – тот самый, который совсем без горечи…

Я спокойно позавтракал. Честно говоря, мне было даже неинтересно, следят сейчас за мной или нет.

Ровно в девять просигналила машина.

Я вышел на улицу. Перед отелем стоял большой лимузин. Смуглый шофер, типичный колумбийский крестьянин-пеон, даже не обернулся: должно быть, привык не интересоваться пассажирами. Мне показалось странным, что такой человек вообще мог научиться водить машину. Маранилья протянул мне руку.

– Буэнос диас, сеньор, – сказал я.

– Доброе утро, мистер Лэм, – ответил Маранилья. – Садитесь, пожалуйста.

Я устроился на заднем сиденье. Мальчишка вынес из отеля мою сумку, шофер положил ее в багажник, и мы двинулись.

Машина мягко бежала по дороге. Я смотрел в окно.

Родольфо Маранилья сидел в углу и молча курил одну сигарету за другой. Его нисколько не интересовали колумбийские пейзажи.

Мы проехали по живописному ущелью. Сначала по обеим сторонам дороги кое-где зеленели узенькие полоски обработанной земли, но вскоре нас окружили горы, величественные в своей первозданной красоте. Горы были покрыты густыми лесами, на лугах паслись стада.

Маранилья докурил шестую сигарету, обернулся и вопросительно посмотрел на меня.

– Как красиво! – воскликнул я. Он кивнул.

Я посмотрел на затылок шофера.

– Быстро едем. А он знает дорогу?

– Еще бы!

– А он справится с машиной на такой большой скорости, да еще на горном серпантине?

– Конечно.

– По нему не скажешь.

– Это прекрасный шофер.

– Колумбиец?

– Да. Вам, североамериканцам, не просто понять этих людей.

– Может быть. Мне показалось, он несколько туповат. Не знаю, сумеет ли он вовремя отреагировать, если попадется встречная машина.

– Будьте спокойны – у него прекрасная реакция.

Вскоре мне представилась возможность убедиться в этом: на одном из крутых поворотов навстречу нам выскочил грузовик. Казалось, столкновение неизбежно. Справа – пропасть, слева стеной – гора. Шофер даже не вздрогнул; он невозмутимо крутанул руль, и наша машина пронеслась буквально в нескольких дюймах от края пропасти, чудом не задев грузовик.

Я вжался в сиденье, сердце бешено колотилось, к горлу подступил кашель.

Сеньор Маранилья как ни в чем не бывало докуривал очередную сигарету. Казалось, он даже не заметил опасности.

– Пожалуй, вы правы, – выдавил я, как только ко мне вернулся дар речи.

Маранилья удивленно посмотрел на меня. Я кивнул в сторону шофера.

– Конечно, – спокойно произнес Маранилья.

Вдруг асфальт кончился – мы въехали в джунгли. Стало невыносимо жарко. Судя по всему, дело было не столько в температуре воздуха, сколько в его влажности. Рубашка насквозь промокла, и я снял пиджак.

Часам к двум дня мы оказались у широкой реки. Проехали миль двадцать вдоль берега, миновали маленький городок. Шофер свернул на узкую грязную дорогу и вскоре затормозил перед большими деревянными воротами. Укрепленная над ними вывеска гласила: «Прииск „Два клевера“». Еще выше были прикреплены внушительных размеров деревянная подкова и два цветка клевера, вырезанные из жести. Стоящие вокруг дома, судя по всему, недавно отремонтировали, но было видно, что им уже много лет.

Навстречу нам вышел высокий, худощавый человек в белой рубахе – управляющий прииском Фелипе Муриндо. По всей вероятности, он не знал английского языка. Это создавало непредвиденные трудности. Я объяснил по-английски, что именно меня интересует.

Сеньор Маранилья заговорил по-испански, Муриндо, внимательно выслушав, протянул мне руку и поздоровался.

Перевод Маранильи был необычайно гладок с точки зрения ораторского искусства, и мне показалось, что лишь приблизительно передает смысл моих слов.

– Я объяснил Муриндо, что вы друг опекунов и приехали в Колумбию, чтобы увидеть прииски.

– Это не совсем так, – заметил я.

– Почти так, – невозмутимо сказал Маранилья. – И потом этим людям совершенно необязательно знать все подробности. Достаточно кратко объяснить, что от них требуется.

Мне, однако, не показалось, что Маранилья был краток в своих объяснениях. Более того, он и Муриндо о чем-то оживленно заговорили, отчаянно жестикулируя, как будто спорили.

Мы обошли весь прииск. В том числе гидравлическую установку, с помощью которой добывалось золото.

Фелипе Муриндо давал пояснения, Маранилья переводил. Ничего нового я не узнал. Напор воды размывал почву, она поступала в специальные лотки, и на их дне оседало золото. Механика эта стара как мир.

Было душно. В воздухе носилось множество насекомых. Шофер ни на шаг не отходил от нас и все время косился по сторонам. Я заметил кобуру у него на боку и понял: он совмещал обязанности шофера и телохранителя. Мне стало немного не по себе.

Когда мы вернулись к зданию правления, я увидел, что к воротам шахты подъезжает еще одна машина. Значит, что-то случилось.

Машина резко затормозила. Из нее вышел водитель-колумбиец и не спеша приблизился к задней дверце. Стекло было опущено, и я увидел красное, покрытое испариной лицо Берты Кул.