Ворота из слоновой кости

Купив бутылку коньяка и пару плиток дорогого шоколада, они прошли до конца Студенческого переулка и, миновав последние неказистые деревянные домишки, повоенной еще постройки, вышли на берег Лазури. Он вовсе не напоминал Лазурный берег. Хотя до оживленных улиц отсюда было рукой подать, этот уголок очень походил на какую-нибудь деревенскую местность, и никаких следов урбанизации тут не замечалось. Когда-то Лазурь, наверное, была нормальной речушкой – во всяком случае, название у нее было красивое, – но перегородившая ее земляная дамба, по которой проложили трамвайные рельсы, превратила речушку в цепочку полупрудов-полуболот, густо заросших камышом и осокой. За Лазурью, до самого проспекта Победы, раскинулся фруктовый сад совхоза «Калининский», располагавшегося прямо в городе, а вдоль прудов-болот, по правому берегу, тянулись стены каких-то складов, мастерских и автоколонн. В детстве Сергей вместе с приятелями по уличным забавам ходил сюда кататься на санках и лыжах со старой железнодорожной насыпи, а в студенческие годы – уже с другими приятелями – временами попивал здесь портвейн... Место было удобно тем, что милиция сюда не заглядывала – к поросшему деревьями и густым кустарником берегу не было никакого проезда.

Они расположились в укромном уголке среди кустов, на ящиках, принесенных кем-то, кто сиживал здесь до них. Открыли бутылку и угостились прямо из горлышка, как в студенческие времена. Ни о чем не говорили – просто сидели, жевали горьковатый шоколад, смотрели сквозь просветы в кустах на застывшие над неподвижной водой камыши. Гортанно переговаривались лягушки, пахло илом и сыростью, и эти запахи напомнили Кононову детство...

Коньяк, повременив, ударил ему в голову, размягчая мозги, смывая преграды – и давешняя темная мысль, почуяв слабинку, вновь устремилась к поверхности.

И Кононов, распахнув створы души, дал ей возможность вырваться на свет.

– Ф-фигня все это, Сережа, – сказал он, чувствуя, что язык не очень желает его слушаться. – Чип и Дейл, каждому по машинке... Может, линии жизни, действительно, – инвариант... Кто-то не умрет сегодня, если вмешаемся, так умрет завтра... – Он выставил палец, поводил им перед лицом Сергея. – Н-но это если пытаться менять человеческую судьбу. Отдельного человека! Да, тут возможен пролет, не спорю... А судьба всей страны? Если попробовать изменить судьбу страны?

– Эк завернул! Еще сто грамм – и судьбу человечества изменить захочешь. А пойдем сейчас добавим – и на всю Солнечную систему замахнешься, а то и на всю Галактику!

– Я с-серьезно, Сергей, – помрачнел Кононов. – Ну вот ты мне скажи: что хорошего большинству народа принес развал Союза? А ничего хорошего! Кучка богачей, миллионеров, большинство с хлеба на воду перебиваются, а остальные – в нищете, в глубокой заднице... И никогда оттуда не выберутся, за редким исключением. Не хрен нам за европами и америками гоняться, у нас свой путь... Были мощнейшей державой – державой, Сережа! – а превратились в фуфло, в подстилку, в тряпку, о которую все, кому не лень, ноги вытирают... Стукнуло Горбачеву изнутри в его меченую голову – и завертелось, и обвалилось... Так лучше уж его снаружи по голове стукнуть, пока он всю эту дребедень не заварил! Пр-ревентивный удар – где-нибудь в начале восьмидесятых, пока он в силу не вошел. А то и прямо сейчас!

Сергей переставил полупустую бутылку под куст, прожевал шоколад и похлопал Кононова по колену:

– Успокойся, творец истории. Лично я твою скорбь по Союзу не разделяю. На кой черт нам все эти украины и узбекистаны? Кошка бросила котят – пусть гуляют как хотят. У меня Россия есть, и мне ее вполне достаточно. И живется мне тут совсем неплохо, не бедствую. И не только мне живется неплохо. Ты, блин, что – хочешь один за всех решать?

– Да! – размашисто качнул головой Кононов. – Именно! Взять на себя освет... ответ-ст-вен-ность.

Сергей улыбнулся:

– Прям Господь Бог! А ты вправе решать за всех? Как ты там насчет совести говорил: не замучит?

– Отнюдь, Сережа! Я вправе решать за всех, потому что у меня есть реальная возможность выполнить задуманное. И я его выполню! И никого ни о чем спрашивать не надо, нашему народу вся эта демократия~хренократия ни к чему. Всегда кто-то решал за него – и я решу за него!

– Так, – деловито сказал Сергей. – Коньяка больше не получишь.

– Это не от коньяка, Сережа. Это от жизни. Пойдешь со мной Горбачева вязать?

– Смотри, как бы он тебя не повязал, – усмехнулся Сергей.

– Пойдешь или нет? – продолжал настаивать Кононов. – Ты же сам предлагал историю кроить!

Сергей сорвал с куста листок, вытер шоколадное пятнышко с пальца. Окинул Кононова внимательным взглядом, словно видел впервые. Пожал плечами, и ответил:

– Одно дело говорить, а другое – делать. Мне, Андрей, в России живется нормально. Без чурок и хохлов-саложоров. Союз-то, насколько я знаю, все равно был обречен и развалился бы – не раньше, так чуть позже.