Ворота из слоновой кости

Будущее могло больше не беспокоиться по этому поводу – я, Корректор, обезопасил взрывное устройство. Можно было с легким сердцем возвращаться к себе, в свое время. И с достоинством принять от Государственного Комитета воздаяние за труды праведные...»

«Да уж, они-то наверняка ребята не бедные, – мимоходом подумал Кононов, не замечая, что воспринимает выдумку земляка как в действительности имевшее место событие. – Устной благодарностью не ограничатся, и бутылкой тоже...»

И продолжил читать.

«Гул утих, и пол перестал вибрировать. В окошке замаячило бледное лицо ассистента. Волнуется, сердешный. Зря волнуется, все в полном порядке; и в тихой гавани все корабли, как сказал поэт...

Люк открылся и в хронокамеру стремительно шагнул руководитель проекта.

– Почему? ~ прохрипел он, нависая над моим креслом. – Почему сорвалось?!

– Что? – я оторопело воззрился на него. – Как – сорвалось?! Что значит – сорвалось?.. Я произвел коррекцию, все прошло как по маслу...

– Произвел? – руководитель едва не сорвался на крик. – Как по маслу? Так почему же Величко цел и невредим? Почему он вообще существует? Он же не должен был появиться на свет!

– Величко? К-какой Величко? – пролепетал я, оттягивая вниз узел галстука. – Речь шла о Царькове... О Царькове Борисе Владимировиче...

Внезапно до меня дошло. Руководитель собрался было что-то сказать, но, видимо, до него дошло тоже, и он поперхнулся воздухом и закашлялся.

Ассистент за окошком сочувственно смотрел на меня, а я думал о том, что Корректором мне больше не бывать. И никому другому тоже. Потому что там, где нет Царькова, обязательно появится Величко – или кто-нибудь еще...»

«Вот так. – Кононов, теребя газету, обвел окружающее ничего не видящим взглядом. – Ни хрена не получилось... Чему быть – того не миновать. Никогда... Никакие Корректоры не помогут...»

Он, наконец, вспомнил о пиве, и задумчиво отхлебнул из кружки.

Земляк оказался молодцом. Это не Брэдбери, конечно, и не Лем – Кононову когда-то, в юные годы, даже являлась в кошмарных снах та негритянка из «Соляриса», – но весьма недурственно. В столичной, как-никак, газете, а не в какой-нибудь университетской многотиражке...

То ли от жары, то ли от пива было ему как-то не по себе. Он листал газету, теперь уже легко скользя глазами по строчкам, а мысленно все возвращался и возвращался к пустяковому, в общем-то, по большому счету, рассказику о попытке подкорректировать прошлое ради изменения будущего. Что-то цеплялось колючими шариками репейника, что-то мешало восстановлению внезапно утраченного душевного равновесия... Тени, обрывки теней мелькали в закоулках сознания, и тут же в этих закоулках и растворялись – чтобы появляться вновь и вновь...

«Духота, – в который раз сказал себе Кононов. – Духотища во всем виновата. Холодный душ... Нужен холодный душ...»

Он отставил пустую кружку, свернул газету трубочкой и собрался покинуть кафе, чтобы как можно скорее претворить в жизнь свое намерение относительно холодного душа – и увидел, как к его столику быстрым шагом приближается незнакомый пожилой мужчина, на ходу решительным жестом предлагая ему, Кононову, оставаться на месте. Мужчина был высок и широкоплеч, выправка его весьма смахивала на военную. Светлая рубашка с короткими рукавами контрастировала со смуглым лицом, к светлым, тщательно выглаженным брюкам пристали белые тополиные пушинки.

Кононов на всякий случай оглянулся, но за столиком позади него никто не сидел, а значит жест смуглолицего был адресован именно ему, а не какому-то другому посетителю пивнушки.

– Сулимов, – представился незнакомец, остановившись перед Кононовым и демонстрируя извлеченное из нагрудного кармана рубашки какое-то удостоверение свекольного цвета. – Одиннадцатое Управление. Вам нужно проехать с нами, Андрей Николаевич.

Привставший было Кононов вновь опустился в легкое пластиковое кресло. Его взгляд метнулся мимо человека, назвавшегося Сулимовым, к стоящей у тротуара белой «Волге» с распахнутой передней дверцей. Водитель курил, облокотившись на руль и глядя в его сторону, а сзади, кажется, сидел кто-то еще.

– Одиннадцатое Управление, – задумчиво повторил Кононов, похлопывая свернутой газетой по краю столика и рассматривая смуглолицего, уже спрятавшего в карман свое удостоверение. – Простите, а Управление чего? Или чем? Чем оно управляет, ваше Управление? Судьбами людскими? Жизнью земной? – Он чувствовал себя очень странно: словно наблюдал за самим собой со стороны, словно видел все со стороны. Извне...

Человек, назвавшийся Сулимовым, чуть-чуть обозначил губами улыбку и, наклонившись, оперся обеими руками о столешницу. И негромко ответил:

– Удобнее будет обсудить все эти вопросы не здесь, а у нас. Мы бы хотели кое-что вам предложить, Андрей Николаевич.

– Ну да, ну да, – покивал Кононов. – Проконсультировать вас о временах правления императрицы нашей Елизаветы Петровны, великой, так сказать, Петровой дщери, по словам Ломоносова.

– Нет, Андрей Николаевич, разговор у нас будет не о временах, а о времени...