Ворота Победы

Кот смутно помнил мягкий диван, лампу под зеленым абажуром, и прежних хозяина и хозяйку — но это было бесконечно давно. Теперь у кота был другой Хозяин, правда, он часто пропадал, наверное тоже ходил на охоту, но всегда возвращался, довольный и усталый. Только ему кот позволял себя гладить, а еще играть с собой — как например, в «цап-царап», у котов скорость реакции где-то вчетверо быстрее человечьей, но Хозяин часто успевал хлопнуть кота по брюху, по боку, даже по голове, и отдернуть руку быстрее, чем кот — перехватить лапами. Однако кот учился тоже — нет, он знал, что хозяйскую руку цапать нельзя, но игра была так увлекательна, что не всегда получалось убирать когти! Тогда Хозяин перешел на деревяшку (учебный нож для отработки приемов рукопашного боя) — или же, опустив кота на пол, сам вооружался шваброй, или пытался попасть в увертывающегося кота бумажными шариками — в общем игры были самыми разнообразными! Впрочем люди этой стаи любили играть — сколько раз кот видел, как они сходились друг против друга, не насмерть, но в игре, каждый пытаясь коснуться противника рукой, ногой, ножом, прикладом. Короткие удары в постоянном движении — кот тоже опробовал эту тактику на попавшемся ему семействе крыс, и нашел, что она гораздо лучше, вместо одной добычи ему досталось три, а еще можно работать всеми четырьмя когтистыми лапами и зубами. В жизни коты (как и собаки) часто перенимают характер своих хозяев — так представьте кота, живущего при роте спецназа!

Единственно, коту не нравилось, что территория постоянно менялась. И ее каждый раз приходилось обследовать и осваивать заново. Потому, ради осторожности, сначала кот бегал вместе с Хозяином, запоминая границы своих новых владений, затем решался отбегать в сторону, но так чтобы Хозяин был где-то поблизости, и лишь уже освоившись, позволял себе ходить свободно, уже по знакомому месту. Вот и сейчас кот знал, что рядом бежит Хозяин, с людьми из его стаи — но где было людям, между домами и заборами, угнаться за котом?

И тут из-за угла впереди появился человек. Чужой — и Хозяин, и его друзья, пахли совсем иначе. Человек нагнулся, пытаясь схватить кота за загривок, в другой его руке блеснул нож. Хозяин проделывал это куда быстрее!

— Шайзе! — сказал человек, когда кот, извернувшись, вцепился в его руку и зубами, и когтями. И пытался ударить кота ножом — но кот, тотчас же отпустив пораненную руку, прошмыгнул у человека между ног и впился ему сзади в лодыжку, прокусив сухожилие. И отскочил, злобно шипя — шерсть вздыблена, хвост трубой. Человек заорал, и сунул руку в карман, доставая пистолет.

— Хальт! Хенде хох, сука!

Кот опустил хвост и недовольно муркнул — хозяин, мог бы и побыстрее!

Маэстро проклинал свою «удачу» и этот день, это надо же было так глупо попасться! Мы все, конечно, патриоты Рейха — но Германия войну проиграла, надо смотреть правде в глаза. И огромная разница, бравировать перед подследственными, или всерьез задуматься о будущей собственной судьбе. Надо было успеть соскочить с поезда, на всех парах несущегося к обрыву, и отступление немецкой армии давало тому лучшую возможность, не хватало еще попасться по обвинению в дезертирстве, а штрафной батальон Остфронта, это тот же смертный приговор! Правда, здесь, в Тулоне и Марселе, был риск быть узнанным — но и выгода от знания кое-каких людей и маршрутов, в Швейцарию, или в Испанию, будет видно! А следователю гестапо несложно добыть и подлинные французские документы (одного из расстрелянных, и по возрасту, и даже внешне похож), и штатскую одежду, и кое-какие ценности (золото, и валюта, из числа утаенного при обысках), достаточно чтобы начать новую жизнь в другой стране? Затеряться при эвакуации, «пропасть без вести», пересидеть в подготовленном убежище, в подвале одного из складов — и вылезти, не сразу, когда русские только что вошли, и стреляют во все что шевелится, но и не тянуть, когда уже будет наведен порядок. И кто заподозрит скромного француза (благо, Маэстро, будучи родом из Эльзаса, на этом языке говорил свободно), одного из многих беженцев, сорванных с места войной? Тем более надо всего лишь, выбравшись из порта, найти в городе одного скользкого типа, промышлявшего контрабандой, а еще подрабатывавшего агентом гестапо — он не откажется помочь, не ради любви к Рейху, а чтобы не быть выданным. Правда, он может решить, что концы в воду (в виде трупа) надежнее — ну так парабеллум в кармане, и быть начеку, да и не знает этот месье, один я или за мной Организация? Все было бы так — если бы не те проклятые консервы!