Ворота Победы

— Конечно же нет! Ими движет лишь чувство европейской солидарности, перед угрозой варваров-славян. И мы мало чем можем помочь этим несчастным — лишь разместить в своих лагерях тех, кто добежал. Сталин категорически предупредил нас и янки, чтобы ни в коем случае не заходили за Рейн, «во избежание ошибок опознавания», из чего следует, что все восточнее он уже категорически считает своим. А наш Западный фронт пока без изменений — в нашей полосе, все еще идут переговоры с «голландским» правительством, вроде Гиммлер уже склоняется к капитуляции, ну а в американской, фронт встал по линии Седан- Верден- Мец, у немцев остаются Эльзас с Лотарингией, куда успел отойти Шернер, и Люксембург, с юго-востоком Бельгии. Шернер пока сдаваться не спешит, и правильно делает, у французов к нему счет лишь чуть меньше чем к Достлеру — но после отступления от Парижа у него сил, а особенно техники, не хватит даже чтобы Роммеля атаковать, лишь сидеть в обороне на занимаемых позициях. Но и американцы просят оперативную паузу, чтобы тылы подтянуть, они от Руана без остановки шли, и к наступлению будут готовы не раньше 1 мая, только Паттон проявляет активность. Зато в Эльзас от Нанси лезет Де Голль, опять лишь путаясь в ногах у янки. В Италии русские тоже двинулись вперед, Рим пока не взяли, но вряд ли Достлер продержится. А Кессельринг из Палермо уже открыто умоляет — спасите, кто-нибудь, возьмите меня в плен. Что будет с Достлером, когда он попадет в руки святош или русских, что одно и то же, даже представить страшно — вполне могут ради такого случая вспомнить и про аутодафе! В Норвегии все тихо, русские как заняли Тронхейм, так на юг и не идут, любезно уступают нам. Еще датчане вышли на связь с нашим послом в Швеции и заверяют, что не имеют никакого отношения к Еврорейху, договор с которым полгода назад был принужден грубой силой, и спрашивают, что им делать, чтобы считаться не враждебной страной. А жертвой немецкой агрессии. Это все.

— Что ж, Уинстон, наша задача прибрать все, что осталось, куда русские не успели еще дотянуться. Как я понял, главная проблема тут Гиммлер с его неуступчивостью. Так дайте ему любые гарантии, обещайте этому мерзавцу все, что он хочет — а вешать будем потом! Думаю, что по отношению к этой персоне — никто в мире после не возмутится нарушением любых самых священных клятв, и самых незыблемых подписанных обязательств. Если только…

— Договаривайте, Бэзил. Я уже ничему не удивлюсь и не огорчусь.

— А если Рудински работал не на Папу а все же на Гиммлера? Который, в отличие от Геббельса, сам является довольно беспринципной фигурой. Решившей, что падение Германии, это пустяк в сравнении со спасением собственной шкуры? Тогда вся ситуация с заговором, это не более чем расчистка поля, а голова фюрера — брошенный русским аванс. И этот мерзавец сейчас выбирает, к кому склониться — и если мы нажмем, то он просто перекинется к русским, вместе с Голландией, черт побери!

— Дьявол! Мы не готовы пока наступать немедленно, на голландском фронте! И если вы правы — то нет никакой гарантии, что завтра же перед нами не окажутся уже русские войска!

— Тут, Уинстон, я бы советовал напрячь парней из СИС, чтобы они установили истину. И не забывать про свое на других театрах. Например, Мальту надо срочно брать, пока американцы не подсуетились — а то ведь у них хватит наглости забыть ее нам вернуть, если займут сами первыми! И Гибралтар, где пока еще сидят гунны — мы не можем больше ждать, пока у них кончится провизия и они сдадутся сами! И Данию тоже — сразу после Голландии. Да, и левый берег Рейна — кстати, вы хотите отдать его французам?

— Бэзил, я понимаю, что ваш вопрос риторический? После того, как весь мир посмеялся над инцидентом на московском параде пленных, «кто назовет хотя бы одну победу французского оружия в этой войне»? Если Де Голль хотя бы заикнется мне о «компенсации за страдания Франции», я отвечу ему теми словами Клемансо итальянцам! (прим. — сказанными в Версале, 1919. «На каком основании Италия требует территориальных приращений — ее разбили еще раз?» — В.С.).

— Но и «свободная Германия» в столь урезанном виде выглядит несолидно.

— А кто говорит о Германии? Если есть Великое герцогство Люксембург, так отчего не быть независимому герцогству Пфальц? Или республике — если мы герцога не найдем. Так же и Западный Северный Рейн-Вестфалия … а впрочем название тоже нетрудно придумать. И вообще, будем настаивать на разделении страны-агрессора на отдельные провинции — это ведь естественное состояние германской нации, в коем она пребывала со времен римлян до Бисмарка, всего семьдесят лет назад!

— То есть, Уинстон, мне уже продумать, что мы потребуем от русских на будущем «Версале»?

— Именно так, Бэзил! И запомни мои слова — чувствую, что эта конференция станет куда более страшной битвой, чем Эль-Аламейн и Сталинград!