Ворота Расёмон

На другой день после свадьбы он выговаривал жене: «Не следовало делать бесполезных расходов!» Но выговор исходил не столько от него, сколько от тётки, которая велела: «Скажи ей». Жена извинилась не только перед ним — это само собой, — но и перед тёткой. Возле купленного для него вазона с бледно-жёлтыми нарциссами…

Они

Они жили мирной жизнью. В тени раскидистых листьев большого банана… Ведь их дом был в прибрежном городке, в целом часе езды от Токио.

Подушка

Он читал Анатоля Франса, положив под голову благоухающий ароматом роз скептицизм. Он не заметил, как в этой подушке завёлся кентавр.

Бабочка

В воздухе, напоённом запахом водорослей, радужно переливалась бабочка. Один лишь миг ощущал он прикосновение её крыльев к пересохшим губам. Но пыльца крыльев, осевшая на его губах, радужно переливалась ещё много лет спустя.

Луна

На лестнице отеля он случайно встретился с ней. Даже тогда, днём, её лицо казалось освещённым луной. Провожая её взглядом (они ни разу раньше не встречались), он почувствовал незнакомую ему доселе тоску…

Искусственные крылья

От Анатоля Франса он перешёл к философам XVIII века. Но за Руссо он не принимался. Может быть, оттого, что сам он одной стороной своего существа — легко воспламеняющейся стороной — был близок к Руссо. Он взялся за автора «Кандида», к которому был близок другой стороной — стороной, полной холодного разума.

Для него, двадцатидевятилетнего, жизнь уже нисколько не была светла. Но Вольтер наделил его, вот такого, искусственными крыльями.

Он расправил эти искусственные крылья и легко-легко взвился ввысь. Тогда залитые светом разума радости и горести человеческой жизни ушли из-под его взора.

Роняя на жалкие улицы иронию и насмешку, он поднимался по ничем не заграждённому пространству прямо к солнцу. Словно забыв о древнем греке, который упал и погиб в море оттого, что сияние солнца растопило его точь-в-точь такие же искусственные крылья…

Кандалы

Он и жена поселились в одном доме с его приёмными родителями. Это произошло потому, что он решил поступить на службу в редакцию одной газеты. Он полагался на договор, написанный на листке жёлтой бумаги. Но впоследствии оказалось, что этот договор, ничем не обязывая издательство, налагает обязательство на него одного.

Дочь сумасшедшего

Двое рикш в пасмурный день бежали по безлюдной просёлочной дороге. Дорога вела к морю, это было ясно хотя бы по тому, что навстречу дул морской ветер. Он сидел во второй коляске. Подозревая, что в этом «рандеву» не будет ничего интересного, он думал о том, что же привело его сюда. Несомненно, не любовь… Если это не любовь, то… Чтобы избегнуть ответа, он стал думать: «Как бы то ни было, мы равны».

В первой коляске ехала дочь сумасшедшего. Мало того: её младшая сестра из ревности покончила с собой.

— Теперь ничего не поделаешь…

Он уже питал к этой дочери сумасшедшего — к ней, в которой жили только животные инстинкты, — какую-то злобу.

В это время рикши пробегали мимо прибрежного кладбища. За изгородью, усеянной устричными раковинами, чернели надгробные памятники. Он смотрел на море, которое тускло поблёскивало за этими памятниками, и вдруг почувствовал презрение к её мужу, — мужу, не завладевшему её сердцем.

Некий художник

Это была журнальная иллюстрация. Но рисунок тушью, изображавший петуха, носил печать удивительного своеобразия. Он стал расспрашивать о художнике одного из своих приятелей.

Неделю спустя художник зашёл к нему. Это было замечательным событием в его жизни. Он открыл в художнике никому не ведомую поэзию. Больше того, он открыл в самом себе душу, о которой не знал сам.

Однажды в прохладные осенние сумерки он, взглянув на стебель маиса, вдруг вспомнил этого художника. Высокий стебель маиса подымался, ощетинившись жёсткими листьями, а вспученная земля обнажала его тонкие корни, похожие на нервы. Разумеется, это был его портрет, его, так легко ранимого. Но подобное открытие его лишь омрачило.

— Поздно. Но в последнюю минуту…

Она

Начинало смеркаться. Несколько взволнованный, он шёл по площади. Большие здания сияли освещёнными окнами на фоне слегка посеребрённого неба.

Он остановился на краю тротуара и стал ждать её. Через пять минут она подошла. Она показалась ему осунувшейся. Взглянув на него, она сказала: «Устала!» — и улыбнулась. Плечо к плечу, они пошли по полутёмной площади. Так было в первый раз. Чтобы побыть с ней, он рад был бросить всё.

Когда они сели в автомобиль, она пристально посмотрела на него и спросила: «Вы не раскаиваетесь?» Он искренне ответил: «Нет». Она сжала его руку и сказала: «Я не раскаиваюсь, но…» Её лицо и тогда казалось озарённым луной.

Роды

Стоя у фусума, он смотрел, как акушерка в белом халате моет новорождённого. Каждый раз, когда мыло попадало в глаза, младенец жалобно морщил лицо и громко кричал. Чувствуя запах младенца, похожий на мышиный, он не мог удержаться от горькой мысли: «Зачем он родился? На этот свет, полный житейских страданий? Зачем судьба дала ему в отцы такого человека, как я?»