Поэтому во время сборов на лесозаготовки не было в деревне более заметной, более важной и нужной фигуры, чем Ваня Косач с мясорубкой. Все ходили к нему на поклон, все старались залучить его в гости, даже занимали на него «живую» очередь. Казалось бы, куда проще – пустить ту мясорубку по домам. Ведь кочевали же постоянно со двора во двор какие-нибудь кросны, пимокатные колодки, кантари или, скажем, самогонные аппараты, которые встречались далеко не в каждом хозяйстве, но с которыми любой управлялся сам, без помощи хозяина. Однако мясорубка без Вани была немыслима. И дело тут вовсе не в скаредности или корысти владельца. Отнюдь нет. Ваня на просьбы откликался охотно и ни о каких платах-«гарцах» не помышлял. Но дело было в том, что крестьяне относились к мясорубке как к редкой в обиходе и сложной машине, при которой полагается быть машинисту. Спецу! Да она и действительно едва ли могла бы работать без Вани Рябухина, как я убедился после первого знакомства с нею.
Это было так. Когда уже главные Марфушины сборы в тайгу подходили к завершению – была приготовлена походная одежда, вынуты из глиняных и оловянных чашек и увязаны в котомку замороженные круги молока и в закуржавелых сенях, как бусины на снизке, висели на сковороднике стылые ржаные калачи с землистым оттенком, – мать за обедом сказала:
– Пельменей бы еще нагнуть да наморозить впрок. Надо позвать Ваню с мясорубкой. Сходи-ка, Марфуша, договорись на сегодня-завтра.
Сестра вернулась с доброй вестью, что Ваня Рябухин забежит к нам после работы в кузнице, часикам к шести. Но, правда, ненадолго. В этот вечер он обещал еще помочь сестрам Кондратьевым, которые тоже собирались на лесозаготовки.
Упустить Ваню было никак нельзя. И в нашей избе тотчас закипела работа. Мать завела тесто, старшая сестра слазила в погреб за квашеной капустой и принесла из кладовки кусок свиного мяса. А меня с сестрой Валей, школьницей, заставили чистить лук и картошку.
К вечеру все было готово. На столе, обсыпанная мукой, лежала толстая лепеха теста. От нее уже были отрезаны первые колбаски для сочней. В кастрюлях порознь стояли капуста, картошка, лук с чесноком и мясо, нарезанное дольками. В горнице гудела и потрескивала затопленная голландка. В большой конфорке утопал черный чугун, наполненный водой. Марфу-ша сидела на лавке и чистила газетой пузырь к семилинейной лампе. Мы с Валькой в нетерпении ждали, когда звякнет калитка. Едва стало смеркаться, я, надернув фуфайку, побежал закрывать окна и в воротах столкнулся с Ваней Косачом.
– Гости в дом, а хозяин из дома? – засмеялся он.
– Да не, я мигом, только ставни захлопну.
Ваня подождал меня и мы вместе прошли во двор. Я заметил у него под мышкой продолговатый металлический предмет с раструбом.
Войдя в избу, Ваня шумно поздоровался, скинул старенький полушубок, собачью шапку и пронес на переднюю лавку-коник свою знаменитую мясорубку. Я тотчас подскочил к этой хитрой машинке, о которой слышал столько разговоров, и принялся разглядывать её тускло-серебристый изогнутый остов с длинным винтом на одном конце и широкой воронкой – на другом. А Ваня между тем стал изучать столы и лавки, прикидывая, куда лучше пристроить свою технику. Наконец остановился на обеденном столе, найдя его достаточно устойчивым и прочным.
Он быстро и ловко, с шутками-прибаутками прикрутил мясорубку к столешнице. Потом извлек из кармана полушубка рукоятку, у которой вместо деревянной ручки на стержне был клок сукна, намотанный валиком и через край прошитый суровьем. Потом достал из-за голенища катанка молоток, из брючного кармана – расплющенный болтик и забил его в основание рукоятки, в то отверстие, которым она была насажена на срезанную ось.
– Вконец разболталась моя мельница, – как бы извинился он перед нами. – Да ведь и нагрузка на нее такая, что никакое железо не выдержит.
– Себе-то хоть наделал ли пельменей? – сочувственно спросила мать.
– Да как тут сказать? – почесал рыжеватый затылок Ваня. – У нас ведь в доме семеро по лавкам, а в хлевке был всего один подсвинок, так что особо крутить нечего. Налепили пельмешек немножко напополам с картошкой да щей наморозили кружков с десяток. Но больше будем нажимать в тайге на колхозный супец. Верно, Марфуша? А то, может, и мурцовки хлебнуть придется…
Ваня вздохнул, взгрустнув на секунду, но тут же хитровато прищурился и ширнул меня игриво пальцем под мышку:
– А ты, мужик, едал мурцовку?
– Н-нет, – смутился я. – Это что, тоже похлебка?