Вороток и балерина (СИ)

— Ну, смотри. — принялась рассуждать она. — Как мы увидели, отсутствие такой "привязки" для местных очевидно. Пока ты этого не сделаешь, ты для них будешь чужаком. Как минимум, к тебе будут относится настороженно, а со временем, возможно, и враждебно. Может ты тут шпионишь? Ведь стоит тебя убить, как ты окажешься в Лимбе, а там быстренько доберешься до "товарища полковника" из Красного Зиккурата. Вряд ли такой статус поможет тебе в трудоустройстве.

Во-вторых. Если выполнить эту "привязку", то что меняется? Случись что, ты окажешься не в Лимбе, а в Преисподней, что с одной стороны звучит… настораживающе, а с другой, это часть естественного жизненного цикла для многих местных. Туда уходят и оттуда возвращаются. К тому же, именно там находятся те, кто вместе с "Высшими" организовывал это убежище, Филактерию, и кого те низвергли. Кто знает, если ты, вдруг там окажешься, то мало ли, вдруг получится к ним подобраться и что-то полезное узнать? Как минимум, за что их так?

— В общем, если я хочу тут задержаться, то надо пройти ритуал. И, хоть, помирать пока не собираюсь, но, действительно, продуктивнее оказаться в "Логове Оппозиции", чем среди друзей порубленных гвардейцев, в Лимбе.

* * *

Пирамида, или если быть точным, зиккурат, был виден издалека. На самом деле, если не дома, то разглядеть его можно было бы с любой точки города. А так, он заметил его лишь выйдя на прямую улицу, что вела прямо к центру города.

Высотой он был около ста пятидесяти метров и Вася уже со вздохом предвидел, что подыматься придется вон к тому квадратному зданию на вершине по ступенькам. А ведь это, примерно, пятидесятый этаж!

"Не, ну это, конечно, сука, масштабно!" — думал он поднимаясь по ступеням. Он преодолел уже где-то треть высоты пирамиды и отсюда город уже был виден как на ладони, а с вершины вид, наверняка, будет ещё лучше. Вот только очень уж это всё утомительно.

В принципе, этот подъем был чем-то похож на то, как он по лестнице поднимался на вершину небоскрёба, чтобы дежурить у костра вместе с Арво. Разве что там он шел по обычной лестнице, от этажа к этажу с разворотом на промежуточных площадках, держась за перила, а тут просто поднимался по одной прямой лестнице, всё выше и выше…

И ладно бы просто поднимался, стоило бы ему оступиться, как легко было кубарем покатиться вниз по лестнице из, примерно, тысячи ступеней, как он прикинул. Те ещё ощущения, когда впереди тяжёлый труд, а за спиной глубокая пропасть…

К счастью, через каждые восемь метров подъема можно было сойти с лестницы на широкий уступ пирамиды и прогуляться по нему, передохнуть, подумать, собственно, о том, насколько тебе вообще нужно подниматься на самую вершину…

Уступов у зиккурата, как он подсчитал ещё на подходе, было восемнадцать, считая верхнюю площадку, на которой стоял, судя по всему, местный храм. Более того, шестой и двенадцатый уступ были заметно шире остальных, чем визуально делили пирамиду на три части. Во всём этом, вероятно, был какой-то глубокий символический смысл, но он ускользал от его внимания за хриплым дыханием в горящих легких.

Сама пирамида, к слову, была облицована плитами из чего-то, более всего напоминающего полированный черный гранит. Вернее, как подсказала Туля, вулканический базальт, в котором были вырезаны какие-то узоры, довольно зловещие, надо сказать, хотя в отношении орнаментов слово "зловещие" звучит несколько странно. Причём, вырезанные в базальте канавки были заполнены чем-то тёмно-красным, словно бы свернувшейся кровью, что опять же, выглядело довольно мрачно.

В прочем, похоже напрягало это только одного Василия. Вместе с ним, вверх по лестнице, шириной метров десять, непрерывным потоком поднимались орки и гоблины, причём, все молодые, моложе его.

Время от времени кто-то из них сходил с лестницы на уступ зиккурата, чтобы передохнуть, а другой в это время, отдохнув, снова вступал на лестницу и продолжал свой путь к вершине. В результате чего, поток двигался непрерывно. День за днём, из года в год.

А вот и вершина. Вид тут и в самом деле… потрясающий, но ещё более потрясал сам храм на вершине. Изготовлен он был из того же базальта, но словно бы расплавленного и застывшего. Причём застывшего не просто как свечной огарок, а как произведение искусства. Не вполне здорового, правда, на вкус Василия.

Более всего это напоминало работы Ганса Гигера, автора внешнего облика "ксеноморфа-чужого" из одноименной серии фильмов. Невероятное сплетение причудливых механизмов и плоти, залитое сверху чёрной смолой.

Зрелище выглядело одновременно притягательным и отталкивающим, завораживало и вызывало отвращение. В линиях и обводах постройки присутствовали откровенный эротизм и жестокость, холодный механистический порядок и безумная ярость битвы. Люди и звери переплелись и слились с бездушным железом и стали одним целым. На площадке вокруг храма в жаровнях горело пламя и в его отблесках, казалось, что скульптуры оживали.