— Он пошел к станции встречать тебя, как обычно. — Голос отца хрипит от горя и безысходности. — Никто не знал, что мальчишки собрались к карьеру. Они позвали его с собой. Трудно понять, что там произошло, дети перепуганы. Но он упал вниз.
Ребра кристаллов острее ножей. Если упасть на них с высоты в три человеческих роста…
— Старшие мальчишки хотели спуститься за ним, — тяжело продолжает отец. — Задели груду наверху, и кристаллы полетели вниз… Только тогда они догадались позвать взрослых. Пока вывели машины, пока разгребли…
Рэн через силу подходит к кровати. Лицо сына превратилось в кровавую маску, тело изломано. Он долго извивался под смертельной тяжестью, уже расчлененный, умирающий…
— Рэн… — заплаканная Эрис вырывается из рук матери. Подходит, осторожно касается плеча.
— Где ты была?! — Вся боль, весь ужас Рэна выплескиваются в этом крике. — Почему не следила за ним?!
Эрис отшатывается, пораженная. Рэн хватает ее за плечи.
— Почему ты, почему…
Он не сразу понимает, чей это голос. Не замечает, что грубо трясет жену, что Эрис безвольно болтается в его руках, не сопротивляясь, только глаза, опухшие от слез, с ужасом смотрят ему в лицо.
— Прекрати! — Кто-то разжимает его руки, и Эрис падает в объятия матери. — Рэн! Очнись!
Рэн в новом приступе ярости разворачивается к отцу.
— Где вы все были?! Где врачи?!
— Врачи уже ушли. Они не могли помочь. Успокойся, Рэн! Ты делаешь еще хуже!
— Хуже?!!
Рэн с силой отталкивает отца. Окидывает комнату безумным взглядом. Эрис шарахается, когда он пробегает мимо, но Рэн спешит не к ней. Выскочив на улицу, он кидается прочь из поселка…
Огромный, в полнеба, край солнца выползает из-за горизонта. Красный, словно кровь, свет волной разливается от него, окрашивая алым весь мир. Ноги вязнут в песке, песок скрипит на губах, в глазах ворочаются песчинки. Рэн медленно бредет в сторону поселка. Он смутно помнит, как бегал в темноте, словно в припадке бешенства, а тишина рыдала вокруг множеством голосов, и некуда было деться от ее тоскливого плача. Он проходит по улицам, не замечая жалостливых взглядов, вслед летят перешептывания, но Рэну все равно.
Он едва решается войти в дом, но тело сына уже увезли. На столе не съеденный ужин, кровать Огарна застелена чистым белым одеялом. За плотной занавесью супружеская кровать. Постель нетронута. Эрис нигде нет…
Рэн стоит в доме прощаний, руки бессмысленно мнут лоскут ткани — перед сожжением его сняли с лица Огарна. Эрис выходит, опираясь на руку отца. Никто из них не оборачивается, словно Рэна здесь нет. За спиной тихо вздыхают родители.
— Попробуй с ней поговорить, — советует мать.
Рэн срывается с места.
— Эрис! Подожди!
Она останавливается — спокойная, чужая.
— Эрис! Вернись, пожалуйста!
— Нет, Рэн. — В ее голосе странным образом уживаются неприязнь и жалость. — Я не смогу забыть, что в тот день ты обвинил меня.
Разве он ее обвинил? Рэн с трудом вспоминает вечер гибели сына. Ясно помнится маленькое окровавленное тело, все остальное — как сквозь туман.
— Эрис, я сам не понимал, что говорю. Прости меня!
— Бесполезно, Рэн. Я все равно не забуду.
Она поворачивается и уходит. Рэн беспомощно смотрит вслед, в голове — ни одной мысли…
— Закон Основателей гласит: жизнь наших детей — высшая ценность. Отец, допустивший гибель ребенка — виновен. Закон Основателей гласит: женщина свободна расторгнуть брак. Мужчина, преследующий женщину, — виновен. Закон Основателей гласит: да не будет в мире вражды. Человек, угрожавший другому смертью, — виновен.
Судья устал: дело Рэна тянется седьмой месяц. Он протестовал снова и снова, но сегодняшний суд — последний.
Эрис стоит в первых рядах, об руку с новым мужем. Она смотрит Рэну в лицо с торжеством победительницы. Рэн отвечает спокойным взглядом — он больше не злится на Эрис. Сам виноват. Зачем врывался к ней, когда все было уже ясно? Хватал за руки, умолял. Эрис вышла замуж — Рэн не успокоился. В ярости обещал убить ее нового мужа. Не мог остановиться, и поэтому Эрис пришлось защищаться. Каждый вправе требовать суда Продолжателей. Эрис воспользовалась своим правом.
— Рэнри Орлит Арино Иратан лишен кислородной маски, — говорит судья.
Метафора, конечно, ведь кислородные маски не нужны уже восемьсот лет. Но смысл приговора не изменился: как и тысячелетие назад, он обозначает полное отвержение.
Рэн уходит из дома обрядов, недослушав. Ему безразлично, что еще скажет судья…
— Нет! — Рэн, задыхаясь, шарахается к стене.
Немолодой рыжеватый контролер со значком Главы сектора на рукаве удивленно хмурится.
— В чем дело? Я тебя не устраиваю?
Рэн сжимает зубы — его тошнит. Он знал, что Галактика за пределами Айгорна полна зла и порока. Продолжатели внесли это знание в программу обучения детей, каждый взрослый во время ежегодных обрядов вспоминает его: всякий мир, отвергнувший Образ Жизни, погрязнет во зле. Но кто мог знать, что в мире без Образа Жизни мужчины желают мужчин, как женщин? Кто мог представить, что Глава сектора, высочайший представитель «Звездного Моста», предложит такое Рэну?