И почти рассмеялся. Она произнесла те слова в своей лаконичной манере, как нечто само собой разумеющееся, цепляясь взглядом за что угодно, кроме моего лица. Неделей раньше мы сходили на свидание. Я втянул ее в него чуть ли не обманом, послав ей письмо с тем самым баскетбольным мячом, заслужившим мне его, и запиской с указанием места встречи, в библиотеке. Библиотека прошла отлично. На Оливии была рубашка с длинными рукавами и черной тесьмой, настолько облегающая, что подчеркивала каждый изгиб ее тела, не говоря уже о коже цвета слоновой кости, проглядывающей сквозь кружево. Мне хотелось поцеловать ее прямо там, среди стеллажей. Я бы подтолкнул ее к секции Диккенса, если бы это ее не спугнуло. На встречу она согласилась неохотно. Я отвел ее к «Джексону», в свое любимое кафе-мороженое. В начале вечера она держалась официально, но затем открылась и даже рассказала кое-что о своем прошлом. Мне показалось, все складывалось лучшим образом. Пока…
– Мне так не кажется, – сказал я.
Напряжение между нами можно было резать ножом. Либо она застряла в стадии отрицания, либо лгала самой себе, и я руку бы дал на отсечение, что суть именно во втором.
Она моргнула – несколько раз, быстро, будто колибри своими крыльями:
– Ну, извини. Видимо, мы на разных волнах.
«На волнах» она протянула, будто не уверенная, подходящее ли использует слово. На самом деле мы были на одной волне – я хотел ее, а она хотела меня. Но я не собирался быть тем, кто укажет ей на это. Оливия еще не подозревала, чего желает.
– Нет, я не об этом. Я знаю, что нравлюсь тебе так же, как ты нравишься мне. Но это твой выбор, а я джентльмен. Хочешь, чтобы я отвалил? Ладно. Прощай, Оливия.
И я ушел – прежде, чем схватил бы ее, прежде, чем встряхнул бы, взывая к ее здравому смыслу.
Вот о чем я думал. Но меньше всего меня прельщало гнаться за кем-то, кому я безразличен. Или за кем-то, кто
Вернувшись в общежитие, я распаковал теплое пиво. Отвергали меня впервые… крайне неприятно. Крайне ненормально, вообще-то. По крайней мере, так мне казалось. Я выполнил все, о чем она просила. Товарищи по команде не общались со мной, тренер отстранил меня, и мое сердце ныло.
Я глотнул пиво, достал учебник по статистике и тридцать минут зависал на одной странице, не видя ничего, ни единой строчки. Хотя нет, это ложь, конечно. Я видел Оливию Каспен.
Я видел ее везде. Притворялся, что это не так. Притворялся, будто она была просто одной из девчонок, а не той самой девчонкой, которую я хотел. Друзья опасались, что у меня поехала крыша. Они сошлись в едином мнении – я хотел ее потому, что она не могла быть моей. Они хлопали меня по плечу и указывали на случайных девушек из кампуса, которые точно переспали бы со мной. Секс-терапия, как они это называли. Я попробовал, дважды или трижды – безрезультатно. Я оказался на скамейке запасных не только в игре – меня отвергли, и я сходил с ума по девушке, которую поцеловал лишь один раз. Когда кто-то предположил, что она могла быть лесбиянкой, я ухватился за эту идею. Однако всего лишь через пару месяцев после того, как она сказала, что мы несовместимы, она начала встречаться с целым парадом отбитых тупиц. Я их всех ненавидел. И поэтому решил забыть о ней. Она была не той, кем казалась.
А затем мы встретились с Джессикой. Первое, что она сказала мне:
– Черт возьми, даже не знаю, чего хочу больше – облизать тебя всего или выйти за тебя замуж.
Я сказал:
– Как насчет и того, и другого? – и так все и случилось. Мы с Джессикой сошлись. Джессика Александер была сексуальна, добра и легкомысленна – совершенно мой типаж. А еще она была умна, хотя это едва угадывалась за тем, как она щебетала о всяких пустяках вроде шмоток и кинофильмов. Мне нравилось быть с ней. Нравилось заниматься сексом с ней. Она словно смягчала меня, и я не чувствовал себя столь на взводе. Постепенно Оливия отошла на второй план, и спустя некоторое время я даже смог шутить о ней. Оглядываясь назад, казалось смешным, как я мог настолько помешаться на девушке, которую едва знал. Но потом, когда начало вериться, что все складывается так, как мне бы того хотелось, я обнаружил, что Джессика забеременела и сделала аборт втайне от меня. И сообщила мне об этом не она. Вот что меня убивало: она приняла решение за меня. Это был мой ребенок… мой. Я хотел его. Я бы забрал ребенка к себе, если бы Джессика отказалась от него. Я ударил кулаком по дереву, сломал запястье, и моя любовная жизнь впала в анабиоз.