Воровка фруктов

Отсюда, с порога, – после мегаполиса, после Нового города, после лугов в долине реки, после городка на краю Иль-де-Франс, после джунглей ущелья с источником, являвших собой пограничную полосу, – теперь, насколько хватало глаз, видна была одна сплошная земля вокруг – земля – Пикардия. И хотя эта земля на первый взгляд до самых далеких горизонтов – благодаря которым, кстати, эту даль, растянувшуюся на все стороны света, можно было не только представить себе, но и прочувствовать – была пустынной, во всяком случае, безлюдной, и дорога, со все такими же еле заметными извивами, пересекавшая ее насквозь, вернее, в основном поля, представавшие как одно сплошное неучтенное поле, ни к чему особенному не вела, ни к ферме, ни к деревне, ни уж тем более ко дворцу, не говоря уже о «королевском дворце», тем не менее воздушное пространство над плато, «вексенским», входящим частью в состав земли «Пикардия», было заполнено целым роем мельтешащих названий – названия, названия, сплошные названия. Вон там, на западе, гряда холмов: Ля Мольер, у подножия которой, у подножия которых не видные отсюда деревни «Серан» и «Аданкур-ле-О-Клоше» (та, что с высокой колокольней). По правую руку, если смотреть по часовой стрелке, развилка, от которой, как в Средние века, большая дорога, нынешняя «Дорога Блюза», разветвляется на две: одна уходит к морю, к Дьеппу, другая в глубь страны, к «Шомон-ан-Вексен». И дальше бесконечная унылая череда географических названий, по часовой стрелке, на севере, на востоке и на юге, опоясывающих кругом плато: все эти отсюда невидимые деревни и хутора, «Лианкур-Сен-Пьер», «Лавильтертр», «Монвиль», «Маркемон», а потом, замыкая круг, другая гряда холмов, на юге, самая высокая и самая протяженная в здешних краях, «Бют де Рон», а у ее подножия, у подножия отдельных холмов, деревни и хутора, «Нёвиль-Боск», «Тюмбрель», «Шавенсон», «Ле-Ольм» (Шлем), и среди этих «Рон»-холмов место истока, без таких джунглей, как у истоков «Виона», другой небольшой реки на территории «Вексена», речушки под названием «Ля Троен» (Бирючина); и множество ручейков, один под названием «Сосрон», другой под названием «Ревейон» (что можно прочитать как «Новый год»), третий под названием «Ля Кулёвр», гадюка. Названия, названия, роившиеся у них перед глазами, они выпархивали из недр кажущегося пустынным пространства, придавали ему ритм, сообщавшийся и обоим наблюдателям.

Вот еще только что они валились с ног от усталости, а теперь рванули с места, от порога к той раскинувшейся земле, как будто тут незапланированно образовалась линия старта, от которой они помчались наперегонки (при этом сведений о том, кто победил и какова была награда, не сохранилось). Пространство, внутри которого они бежали, было, как оказалось, причем не только после Иль-де-Франс, другой землей, другим регионом внутри государства, именуемого «Ля Франс», «Франция» то есть: оно представилось, – сладкая иллюзия, иллюзия, с ударением на «сладкая», – чем-то бо́льшим, значительно бо́льшим, как другая страна или просто как нечто другое. И при этом казалось – еще более сладкая иллюзия? – что вездесущее государство, французское, или вообще «государство» как таковое, было исключено из этой пустынной и одновременно пронизанной названиями местности. Государство: где хотите, где только вам захочется, но только не здесь, не сейчас, не сегодня, и, дай бог, или кто-еще, не завтра, не до наступления завтрашнего вечера, завтрашней ночи, не до желанного конца и завершения этой истории.

На одном из поворотов дороги, по-прежнему тянувшейся среди пустынного ландшафта, где никого, кроме них двоих, больше не было, воровка фруктов и ее спутник резко перешли от бега к ходьбе и шагали теперь не спеша, рядом, сохраняя дистанцию, – места на дороге хватило бы на дюжину таких, как они. Их бег не был гонкой, и никто из них не запыхался (быть может, только чуть-чуть молодой человек, не привыкший ходить пешком, но не показывавший виду). И хотя уже наступил вечер, а о ночлеге они еще не побеспокоились, они никуда не торопились.