Воровка фруктов

Нельзя сказать, что они пали духом. Повернуть назад или даже вовсе отказаться от задуманного: немыслимо. Эти дебри нужно было непременно одолеть. Ничто другое даже не обсуждалось. И то, что пробиваться приходилось так долго, очень долго, было вполне естественным. Так думала, по крайней мере, воровка фруктов. Еще ни разу во время своих одиночных походов она не поворачивала назад. Если же это случалось, то только на короткую дистанцию, чтобы найти по соседству более удобное место для прохода. И так оно должно было, обязательно, оставаться и сейчас, во время ее путешествия вдвоем, первого с тех пор, когда она в позднем детстве путешествовала вместе с отцом. А ее спутник? Он был, так она представляла себе, так думала, так чувствовала, одного с ней мнения. К нему не относилась фраза, вычитанная в книге одного альпиниста, у которого были, как он писал, «одни только плохие спутники». И снова она покосилась на него и подумала про себя: «Ты хороший спутник», а он посмотрел на нее в ответ, как будто понял.

Неожиданно то, что длилось и длилось и никак не хотело кончаться, было прервано: тяжелое дыхание, оно становилось все ближе и ближе, дыхание человека. Но не хозяина кошки, который по-прежнему, настойчивым голосом, продолжал кричать, то откуда-то снизу, со дна ущелья, то из какой-то пещеры, то с небесных высот, словно с воздушного шара. Пыхтение было таким сильным, что оно заполняло собой все джунгли с их безжизненной тишиной, и невозможно было определить, с какой стороны оно идет – спереди или сзади.

Через какое-то мгновение к этому прибавилось тело, живой человек. Он промчался мимо них и уже через секунду исчез в недрах чащи. Как это? Мчаться по непроходимым джунглям и запросто пересекать их? Да, ибо так мчаться и с ходу находить единственную лазейку мог только человек, спасающийся бегством. Так пробиваться через все заслоны, непреодолимые для других, мог только тот, кто спасал свою жизнь, или, если выразиться не столь драматично, тот, для кого все, или еще менее драматично, для кого сейчас, пусть только по ощущению, почти все было поставлено на карту.

Человек, спасавшийся бегством, мелькнул только на одно мгновение, даже не посмотрев на обоих путников, которых он, если смотреть со стороны, не без спортивного изящества ловко обогнул. Но этой одной секунды, нет, десятой доли, нет, сотой доли секунды, было достаточно: его преследовали, и если он будет пойман, ему, как ни крути, придет конец. Красный цвет лица, одновременно ярко-красный и темно-красный, происходил не только от сверхчеловеческого, нет, нечеловеческого напряжения всех сил. Пыхтение не было чистым пыхтением, к нему примешивались низкие звуки хрипения, верхние резкие звуки посвистывания, то одно, то другое, снова и снова, то далеко, то близко, заполняя воздушное пространство джунглей даже тогда, когда человек уже давно исчез из виду. Молодой человек? По фигуре, да. Но лицо как у старца. Так выглядели лица на одной старой фотографии, где была изображена группа молодых людей, сбившихся с пути во время путешествия по пустыне и решивших перед смертью, не отдавая себе, впрочем, отчета в том, что скоро умрут, еще разок «увековечить» себя, все как один похожи на старцев.

Теперь жди преследователей? Не сговариваясь, оба они преградили путь этим людям, ее спутник даже расставил ноги, научившись или подсмотрев у военных. Но ничего не произошло: преследователи так и не появились. При этом казалось, будто и еле живая кошка изготовилась защищать беглеца – во всяком случае, она попыталась распушить шерсть дыбом и пошипеть, не в силах по-прежнему издать ни единого звука. С одной стороны: разочарование, очередное отвлечение было бы как нельзя кстати. С другой стороны: и хорошо, на сегодня довольно активности, довольно событий, в том смысле, в каком это прочитывалось на дисплее мобильного телефона воровки фруктов, когда она утром случайно нажала не на ту кнопку и появился раздел «события», «événements», в котором было на удивление мало записей – не следует ли что-нибудь добавить? Нет, больше не нужно событий, по крайней мере таких.

И что потом? Все шло, как и должно было идти? Не совсем: в истории воровки фруктов мало что шло, как и должно было идти. Временами, правда, все шло, как тому, наверное, следовало идти. Но общее правило, впрочем, оставалось прежним: все шло как шло.

Беглец, промчавшийся зигзагом по заросшему ущелью, – сравнение с игроком в регби, который, зажав свой яйцеобразный мяч, бросается в атаку и пробивается сквозь вражеские ряды, – проложил дорогу, по которой они теперь могли выбраться из этих зарослей лиан и колючих кустов. Они пошли следом, повторяя его путь, только медленнее, значительно медленнее, так что их движение зигзагом, в отличие от его, выглядело как снятое на кинопленку, прокручиваемую в замедленном темпе. В какие-то минуты они пускались бежать, на несколько шагов, то он, то она, играя в беглеца. Бегство как игра – невозможно, разве что на несколько шагов.