Воровка фруктов

В перерыве между таймами брат рассказал сестре об одном футболисте, при виде которого, даже просто по телевизору, в столовой, у него душа начинает петь. Игрока этого звали Хавьер Пасторе, в настоящее время выступал за «Париж Сен-Жермен», ПСЖ. Брат был влюблен в его игру, потому что Пасторе на поле был само изящество, соединенное с некоторой неловкостью, проявлявшейся порой, и все это в одном лице. Притом он не был мастером-кудесником, сознательно пускающим в ход волшебные приемы. Демонстрируя свое изящество или совершая какую-то оплошность, он всякий раз не знал, как это у него вышло. Всякий раз, как это было, к примеру, когда он забил легендарный гол в ворота «Челси», лихо обойдя, пританцовывая, пятерых противников, или когда он, как это часто с ним случалось, словно пребывал в полной уверенности, что он тут один с мячом на поле, а мяч у него ни с того ни с сего отбирался, причем противникам даже не нужно было его атаковать, они просто откатывали у него мяч прямо из-под ног, отбирали как у последнего дурака: и всякий раз он только взирал с удивлением на то, что с ним вот только что приключилось, без каких бы то усилий с его стороны. К этому нужно добавить, что никто не делал таких точных подач, как он, передавая партнерам мяч для удара по воротам прямо под ноги, бьющему с левой ноги – под левую, бьющему с правой – под правую, любителям бить головой из нападающих – прямо к виску, к левому или правому, в зависимости от обстоятельств. Вот только эти партнеры по команде, даже хорошо знавшие Пасторе и его манеру, огорошенные такой подачей и не веря, что такое вообще возможно, как правило, промахивались, совершая удар по воротам, ногой или головой, или вовсе не реагировали на прилетевший к ногам или к голове мяч. Другие игроки редко понимали Хавьера Пасторе. При этом он никогда не играл за себя, но всегда за команду, правда, за ту, которой не существовало, – пока не существовало? Больше не существовало? Но если он в виде исключения действительно брал на себя роль капитана, то неизменно производил впечатление оказавшегося не на своем месте; он вел совсем неправильную игру. И вот именно это и привлекало в нем брата. Творить чудеса, одновременно быть как будто не в себе и к тому же лишь в виде исключения встречать понимание других, даже со стороны тех, кто ближе всего: мощно.

В стороне от спортивной площадки, возле стены, огораживающей кладбище Шомона, стояло одно-единственное дерево, которое брат с сестрой приметили во время игры и которое они все время держали в поле зрения. Это была яблоня из той уже ставшей редкостью породы, которая давала ранние плоды, – при том, что Франция была в свое время пионером по разведению плодовых деревьев в Европе, – а на ее ветвях было полным-полно по-летнему зрелых яблок, напоминавших белые бильярдные шары. Такое дерево с яблоками-скороспелками являлось воровке фруктов в другом постоянно повторявшемся сне, в противовес тому сну о предке-убийце, зачинателе рода. Ей снилось все семейство, не только они вчетвером, сидящее под этим деревом за накрытым столом, на солнышке, под безоблачным, космически синим небом, а под ногами у них сверкающее снежное поле, уходящее за горизонт чистейшим нетронутым полотном, больше в этом сне ничего не происходило, но продолжался он дольше, чем ночь. И вот теперь, среди белого дня, настоящая, реальная, существующая здесь и сейчас, яблоня с такими яблоками-скороспелками, которые можно потрогать руками: брат и сестра, даже не обменявшись взглядами, не сказав друг другу ни слова, твердо знали, чем они займутся после матча. А подсаживать на дерево на сей раз будет она, его сестра, чертовски любящая фрукты.

После этого они расстались до начала праздника. Расставаясь, они пожали друг другу руки; обе мозолистые – чья рука мозолистее? В этой игре не было победителей.

Известное место, предназначенное для праздника, находилось на Вексенском плато. Значит, назад, обратно к плато, а там наверху – на запад, обратив лицо к летнему предвечернему солнцу. При подъеме долгое время полное безветрие. Зато на высоте, над самой макушкой, вихрящееся гудение, с каждым ее шагом только набиравшее силу, как будто там, в небесах, шла дикая охота, которая никак не затрагивала землю внизу. Ни дерева, ни куста, ни травинки не шевелилось тут на крутом склоне, пока она поднималась по нему, дойдя до середины. Но потом, когда она дошла до кромки плато: настоящий вихрь, который все дул и дул прямо в нее. А до того, когда осталось сделать последний шаг, чтобы выбраться на плато: самолет, который, казалось, взмыл в воздух совершенно вертикально, прямо к зениту, словно стартовавший с плоскогорья космический корабль. Но что значит «космос», «вселенная»? Где это?