Когда ледяной воздух проникает так глубоко в легкие, что начинает кристаллизироваться на их стенках, очищая тебя всего изнутри. И ты жадно дышишь этим морозным воздухом, набираешь полную грудь и на мгновенье становишься Богом…
И вот в один из таких вечеров Алиса вновь отправилась в мир человеческих сновидений. Ей предстоял долгий нелегкий путь. И когда она вновь оказалась под покровом земной ночи, незамеченная никем, она украдкой заглянула в подсознание одного маленького мальчика, приоткрыв темную завесу его сна…
Часть четвертая.
Оливеру было пять. Он остался сиротой после того, как страшный пожар в фамильном доме унес жизни его родителей. Мальчика удалось спасти – измазанного копотью, задыхающегося, его вынесли из-под горящих обломков и на карете скорой помощи отправили в госпиталь. Он выкарабкался. Отец с матерью на прощанье оставили своему сыну бесценный подарок- Оливер не только унаследовал их прекрасное здоровье, но и неумолимую тягу к жизни, неиссякаемую любовь к миру, который они сами так рано покинули…
Родственников у мальчика не было, поэтому местные органы опеки определили его в детский дом.
Это было «хорошее» учреждение, служившее пристанищем для детских душ, волею случая или судьбы оказавшихся без родителей.
***
Дорогой читатель! Позволь мне чуть подробнее остановиться на этом моменте нашего повествования.
Дело в том, что сиротский приют, в котором находился наш новый герой, был местом неоднозначным. Высокие кирпичные стены этого, на первый взгляд, благопристойного учреждения таили множество секретов, о которых его обитатели боялись упомянуть вслух.
Аккуратный фасад старинного здания из прошлого века скрывал за собою целую сеть вязкой липкой паутины, сотканной из детских страхов и кошмаров. Маленькие постояльцы сиротского дома с первых минут своего пребывания в нем сталкивались с необходимостью подчиняться внутреннему распорядку вещей. Этот свод неписанных правил и установок читался во взгляде пожилого охранника, уборщицы, дежурного по коридору, воспитателей и самих детей. Казалось, будто в воздухе пахло лишь подчинением, строгостью и фальшью, будто в нем немым восклицанием повисло слово «Надо!», или «Ты должен/должна!», «Так положено!» и т.д.…
Детям предписывался четкий распорядок дня, раз и навсегда установленный алгоритм действий, который превращал их жизнь в замкнутый круг. И этот порочный замкнутый круг, казалось, было невозможно разорвать…
Находясь в эпицентре этого круга, бок о бок со своими сверстниками, такими же неоперившимися птенцами в гнездах бетонных клеток, как и он сам, Оливер воспринимал происходящее вокруг с той полнотой и ясностью, на которую только способно было детское сердце. Бесприютным скулящим щенком оно жалось внутри его груди, содрогаясь от холода и страха… Но Оливер никогда не показывал этого, он никому не доверял своей слабости и хрупкости. Не позволял себя унижать не только другим сиротам, но и взрослым, отстаивая себя и храбро сражаясь в словесных баталиях, словно средневековый рыцарь в смертельном сражении.
Пылкая кровь стремительными потоками бежала по его венам, разнося по всему телу пульсирующую энергию жизни. Редкая порода волевого человека уже начинала прослеживаться в каждом его поступке, оттачивая и закаляя характер ребенка…
***
Пока в сиротском доме все шло по установленному порядку, слаженно и четко, точно в механизме часов, пока одинаковые дни выстраивались в нескончаемые цепочки уходящих караванов, Оливер учился бороться с тенями, что являлись к нему по ночам. Эти черные липкие тени свисали откуда-то с потолка его комнаты, медленно растекались по голым стенам, а затем постепенно расползались по полу огромными бесформенными пятнами…
Проникая вглубь сознания ребенка, они рисовали в нем зловещие картинки, жуткие образы всплывали перед его глазами, нанося густые краски ночного кошмара на тонкий холст детского сна.
Страшные тени пробегали волнами судороги по крошечному телу мальчика и застывали беззвучным криком ужаса на его дрожащих губах. Кошмарный сон вцепился в детское сердце, зажав его между ледяными пальцами, и не отпускал вот уже которую ночь…
***
Снилось ему выжженное солнцем широкое поле, безжизненное и пустынное, словно после ядерного взрыва. (Подобный образ отпечатался в его памяти после того, как он мельком увидел по телевизору старые военные фотографии ядерного гриба, тогда ему не было еще трех лет.)
Яростные серебристые молнии сверкали здесь и там, поражая мертвую почву бесчисленными трещинами. Кислотно-желтые, кровавые, багровые и ярко-фиолетовые неестественные цвета взрывались яркими пятнами повсюду, куда падал взгляд.
Оливер стоял посередине этого умершего поля и наблюдал за тем, как догорает последний закат, растекаясь во все стороны алым всполохом, точно свежая кровоточащая рана.
Его не отпускало чувство страха, тревоги и потери. Как в тот трагичный вечер, когда его дом был охвачен огнем, а папа и мама погибли. В тот вечер алел неистовый закат, будто свидетельствуя о невинно пролитой крови.