Воровка Теней

Марта расправила ночнушку и тут услышала стук, будто кто-то стучался на крыльце в дверь. Она обошла дом, чтобы поглядеть, кто пришел, и обнаружила у дверей Кукольника. Он явился из какой-то несусветной дали, в которой даже не знали, как называется эта дивная страна, в которой все живут, оттуда, где даже не знали обыкновенных человеческих языков, а пользовались своими, непонятными языками, походящими на щелканье, щебет и стрекот. Об этом говорил его незаурядный вид. Кукольник походил скорее на огромную птицу, чем на человека, каким она его помнила. Огромные глаза смотрели вокруг слегка растерянно, но цепко, будто убранство дома он видел впервые и тут же находил в нем развлечение. Кукольник топтался на крыльце и отстукивал по дереву каблуками своих серебристых сапог; на нем были ярко-синий, с продольными линиями плащ и малиновые штаны, а его черные-черные волосы торчали в разные стороны, похожие на перышки. Марта так рада была его видеть, но еще больше она была рада видеть все эти выразительные, яркие цвета, по которым истосковалась до смерти.

– Здравствуйте, учитель, – сказала Марта и протянула руку. И Кукольник взял ее ладошку в обе свои и покачал ею из стороны в сторону, внимательно глядя в ее бледнеющее по минутам лицо. – Чего же вы здесь забыли? – поинтересовалась она.

Кукольник вздохнул.

– Не ты ли минуту назад думала о том, как было бы здорово спасти всю Кристианию собственными скромными силами? – почти с укором произнес он.

Марта с удивлением посмотрела в его проницательное лицо. Так он еще и читает мысли! За множество километров! Что же он за чудик такой!

Каждый раз, когда Марте казалось, что она знает Кукольника, он ее поражал. Когда ей было совсем мало лет – где-то пятнадцать, – ее родители отправили ее учиться ремеслу шитья и кройки в его скромное убежище на самом краю Копенгагена. Магазинчик Кукольника, где и располагалась его мастерская, стоял на улице, жутко похожей на обычную человеческую улицу, но внутри все так и дышало магией. Там в ранние утренние часы и в особо поздние, после закрытия, Кукольник учил ее мастерить платья и плащи, шляпки, перчатки и шарфы, а иногда и юбки. Он был чудаковатым, но добрым, задумчивым по четвергам, но очень разговорчивым во все остальные дни. Марта никак не могла его разгадать, а потому сильно влюбилась. Раз за разом Кукольник сильно поражал ее воображение, выделывая особенные, живые узоры на блузках или откручивая такую шутку, что она не могла устоять на ногах и заваливалась на колени от смеха. Кукольник питался только сахаром и больше не ел ничего, честное слово! Иногда он так крепко задумывался о чем-то, что над его головой начинали собираться мошки, сбиваясь в густую кучу. А иногда он был в таком хорошем настроении, что все предметы в его магазине начинали ходить ходуном, скакали как сумасшедшие. Нити с иголками пускались в пляс, люстра покачивалась под потолком, рулоны ткани разматывались, и просто сладу с ними не было. Марта проучилась у него около двух лет, приходя набегами и всегда надеясь, что сегодня получится – потому что у Кукольника было свое особенное расписание и угадать, когда он будет в магазине, было невозможно. В конце концов, он ее неплохо научил обращаться с иглой, и они навсегда остались друзьями.

– Ступай в приграничную деревню, к воротам. Я там встречу тебя и остальных.

– Остальных? – удивилась Марта, поспешно хватаясь за юбки своего полосатого платьишка. – Мне переодеться? Надолго мы идем? Кто такие остальные?

Кукольник поднял вверх палец и взмахнул плащом, разворачиваясь лицом ко двору.

– Погода скоро изменится. Но вам надо поторопиться. Как и мне!

И убежал.

Таким было его первое появление в Кристиании за много-много лет, а точнее, за шесть лет, потому что нынче Марте исполнился зелено-белый двадцать один год. Но ощущались эти годы как столетия, потому что время в этой волшебной стране измеряется ожиданием. А когда ждешь этого волшебника, кажется, что время останавливается вовсе – столько радости он с собой забирает, уходя.

* * *

В Копенгагене валил снег как сумасшедший. Снега стало столько, что некоторые ходили по городу на снегоступах, а Гвилим едва пробирался к рынку и с еще большим трудом – на мельницу. Он все еще заходил туда время от времени, и, хоть мельница и не работала больше, в отсутствие Якова, он ее проверял, а заодно следил за местностью. Не появится ли чего странного? Не обнаружит ли он новых следов? Но снега было так много, каждый день, что, даже если следы и появлялись, их тут же навсегда засыпало, пряча от любопытных глаз.