Воровская честь

Долларовый Билл поблагодарил Чарльза, взял с подноса свою премию и отошёл в дальний конец комнаты, прежде чем сделать первый глоток.

— Могу я поинтересоваться… — начал Скотт.

— Я однажды пролил благословенный нектар на стодолларовую матрицу, над которой просидел целых три месяца.

— И что вы делали потом? — спросил Скотт.

— Принялся за новую, которая стоила мне очередных пяти лет в тюрьме. — Теперь даже Декстер не удержался от смеха. — Однако на этот раз я поднимаю свой стакан за Мэтью Торнтона, последнего из подписавшихся под документом, и желаю ему хорошего здравия, где бы он ни был, несмотря на чёртову «т».

— Так я могу теперь забрать шедевр с собой? — спросил Скотт.

— Нет ещё, молодой человек, — сказал Долларовый Билл. — Боюсь, что вам придётся потерпеть мою компанию ещё один вечер, — добавил он и, поставив стакан на подоконник, вернулся к документу. — Видите ли, одна из проблем, с которой я борюсь, это время. По мнению господина Мендельсона, рукопись сейчас тянет на 1830 год по возрасту. Я прав, сэр?

Хранитель кивнул и поднял руки, словно извиняясь за то, что посмел упомянуть о таком ничтожном недостатке.

— И что можно поделать с этим? — спросил Декстер Хатчинз.

Долларовый Билл щёлкнул выключателем, и ксеноновые лампы над столом осветили документ, залив комнату светом и сделав её похожей на съёмочную площадку.

— Завтра к девяти утра рукопись будет близка к 1776 году. Даже если останется расхождение в несколько лет, из-за того, что вы не дали мне достаточно времени, вряд ли в Ираке найдётся такой, кто сможет обнаружить разницу, если только у него нет датировочной машины «Карбон-14» и он не умеет ею пользоваться.

— Тогда будем надеяться, что оригинал ещё не уничтожен, — сказал Декстер Хатчинз.

— Это исключено, — возразил Скотт.

— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Декстер.

— В тот день, когда Саддам будет уничтожать эту рукопись, он захочет, чтобы это видел весь мир. Тут у меня нет никаких сомнений.

— Тогда, я думаю, будет уместен один тост, — сказал ирландец. — С разрешения нашего великодушного хозяина, конечно.

— Тост? — удивился заместитель директора. — В честь кого? — спросил он с подозрением.

— В честь Ханны, — сказал маленький ирландец, — где бы она теперь ни была.

— Откуда вы знаете? — спросил Скотт. — Я никогда не упоминал её имени.

— В этом нет нужды, когда вы пишете его на всем, начиная от старых конвертов и до запотевших окон. Она, должно быть, очень особенная леди, профессор. — Он поднял свой стакан и повторил: — За Ханну.

Дождавшись, когда горничная унесёт обеденный поднос из комнаты посла, главный администратор прикрыл свою дверь в противоположном конце коридора. Выждав ещё пару часов и убедившись, что все сотрудники легли спать, он крадучись вернулся в свой кабинет, нашёл номер телефона в Женеве и медленно набрал его. В трубке долго раздавались гудки, прежде чем ему ответили.

— Мне нужно поговорить с послом, — шёпотом сказал он.

— Его превосходительство отошёл ко сну, — ответили в трубке. — Вам придётся перезвонить утром.

— Разбудите его. Скажите, что звонит Абдул Канук из Парижа.

— Если вы настаиваете…

— Да, настаиваю.

После некоторого ожидания главный администратор услышал сонный голос:

— Ну, если ты разбудил меня зря, Абдул…

— Аль-Обайди приехал в Париж без предупреждения и на две недели раньше срока.

— И из-за этого ты разбудил меня среди ночи?

— Но он приехал не прямо из Багдада, ваше превосходительство. Он сделал небольшой крюк.

— Откуда ты знаешь? — Посол начинал понемногу просыпаться.

— Потому что у меня его паспорт.

— Но он в отпуске, ты, балда.

— Я знаю. Но зачем проводить день в городе, который редко привлекает к себе туристов?

— Ты говоришь загадками. Если у тебя есть что сказать мне, говори.

— Днём посол Аль-Обайди нанёс визит в Стокгольм, если верить штампу в его паспорте, но в этот же вечер вернулся в Париж. Не думаю, чтобы так проводили отпуск.

— Стокгольм… Стокгольм… Стокгольм… — повторял голос на другом конце провода, словно пытаясь восстановить его значение. Наступила пауза, и затем: — Сейф. Ну конечно! Он, должно быть, ездил в Кальмар, чтобы проверить сейф сайеди. Что он там мог обнаружить такого, что счёл нужным скрыть от меня, и знает ли Багдад о его манёврах?

— Не имею представления, ваше превосходительство, — сказал администратор. — Но я знаю, что уже завтра он летит назад в Багдад.

— Но если он в отпуске, то зачем ему так быстро возвращаться в Багдад?

— Наверное, пост главы представительства в Париже недостаточно высок для него, ваше превосходительство. Может быть, он метит куда повыше?

Телефон долго молчал, прежде чем голос из Женевы сказал:

— Ты поступил правильно, Абдул, что разбудил меня. Я первым делом позвоню утром в Кальмар. Первым делом, — повторил он.

— Вы обещали, ваше превосходительство, что если мне ещё раз удастся довести до вашего внимания…

Тони Кавалли подождал, пока Мартин нальёт им обоим выпить.

— Арестован за драку в баре, — проговорил отец, выслушав доклад сына.

— Да, — сказал Кавалли и положил досье на стол рядом с ним. — И более того, приговорён к тридцати суткам.