Воровская яма

Он. Нет, Аня, мне он доверяет в последнюю очередь. Он меня воспринимает как человека, обслуживающего элиту. Для него я – убийца и негодяй. (Взволнованно ходит по комнате.) По нему выходит, что я не должен доверять расследованию, фактам, следственному комитету, наконец, этой власти, а верить его писанине. И потом, как к нему попал мой Е-mail?

Она. Ему дал Cледственный комитет, чтобы ты и его пришлепал по своему каналу.

Он. Аня, что за терминология? Мой канал – не расстрельный полигон. Мы никого не пришлепываем! Не надо с этим шутить.

Она. Это не шутки, Игорь. Это твой шанс. Подлинная жизнь постучалась в твою дверь. И ты должен открыть ее или запереться.

Он. Это пафос, Аня! Ничего я никому не должен.

Она. Подожди, услышь меня! Этот человек, рискуя жизнью, выложил тебе, как журналисту, все, что творится у тебя под носом, он указал тех, кто эту власть дискредитирует. Наш Победин – это не Победин, а преступник. Этоn Л. Ю. надеется, что ты разберешься и восстановишь справедливость. Справедливости – вот что хочет он, и, кстати, сотни миллионов других, кто ее лишен и за нее сражается. Вы привыкли одних обзывать «майданутыми», других «нигилистским отродьем», а причин знать не хотите. А они простые – вы построили чудовищный мир, который в нескольких шагах от атомной войны и конца света.

Он. Глупость, глупость!.. Мы построили мир, который 70 лет без войны.

Она. Нет, 70 лет под ядерным зонтиком. Это – отсроченное убийство Земли.

Он. Я этой информации не доверяю… Это провокация! Поняла? Кто-то решил меня разыграть, втянуть в конфликт, а ты это еще и оправдываешь. А может, дело в простом – ты ищешь повод для конфликта? Так ты прямо и скажи. Старик надоел, не звонит с работы и не видит неба в алмазах.

Она. Вот это уже действительно глупости. Дело не в конфликте, Игорь.

Дело в твоей репутации. Она мне не безразлична. Я хочу гордиться человеком, с которым я рядом. Поэтому прекрати все сваливать на бабскую глупость. Не забывай – вы только голова, а мы очень даже надежная шея.

(Пауза.) Я больше месяца рядом с тобой. Говорят, нужны годы – ерунда! В главном, основном я тебя поняла.

Он. Ах, вот как? Я школьная тетрадь, в которой прописано дважды два четыре. Спасибо, весело и вкусно разговариваем!

Она. Игорь, не злись! Мальцева уже нет, но его жене, детям сейчас нужна твоя помощь. А ты, прости, отмахиваешься от этой информации. Или трусишь, поэтому отмахиваешься. Пойми, я не лезу с советами, я мало знаю твою работу, но смелого человека, человека слова видно сразу. И мне поэтому плохо. Мне стыдно за тебя!. Получается – на словах одно, а на деле – совсем другое.

Он. Успокойся. Ты торопишься с выводами, Аня. Ты – заводишься!

И вообще, такое впечатление, что Мальцев твой родственник. Я как-никак представляю фирму: те-ле-ви-де-ние! У этой фирмы есть свои законы. Там требуют объективной информации, хорошо подготовленный к эфиру материал и лишний раз не хотят ссориться с начальством. А это письмо и самоубийство Мальцева, если я вмешаюсь, все поставит с ног на голову! Я не эрдмановский «Самоубийца». Меня никто пока ни о чем не просит. Вот Сомин покажет материал в администрации, и если поступит команда после самоубийства Мальцева что-то переделать, я переделаю. Но пока никто ничего не просил. Я думаю – и не попросит. Мальцев приговорен – он виноват. И повторяю – слава богу, что он оказался мужественным человеком и покончил с собой. И потом, не преувеличивай мое значение. Кто я такой? Я всего лишь винтик в этом механизме.

Она (резко). Замечательно! Браво! Прекрасно сказано. У меня в голове нет «резьбы» – очень удобно. Важно, чтобы тебя не трогали и чтобы ты был в порядке. Ведь так?

Он. Я никого не боюсь. (Наливает себе водки и выпивает.) А если маневрирую, то ради дела. В нашей работе и компромисс имеет свое значение.

Она. Да, я слышала, как ты учил Галдаева обойти Сомина. «Надо пойти к Стручкову, а потом через Галину подбросить нужную информацию Генеральному, чтобы тот, в свою очередь, поставил на место Сомина».

Он. Это тактика, Аня. Женщины у нас идут своим путем, мужчины…

Она. Мужчины другим? Зачем ты задвинул ее портрет? (Идет к шкафу и ставит портрет балерины на прежнее место.)

Он (долгая пауза). Мне показалось, что тебе это неприятно.

Она. Но почему! Чушь какая-то.

Он. Это ты виновата, я привыкаю к тебе. Что, и в этом я виноват? Кстати, она бы это поняла. (Обнимает ее.) Аня, девочка моя родная, что произошло? С чего вдруг так? Почему ты взбеленилась? Ведь все до этого было прекрасно. Я воскрес, я могу горы свернуть, но прошу тебя – не лезь туда, где можно сгореть и подставить меня.