Воровская правда

Мулла незаметно вытащил из рукава обломок бритвы. Именно так, без страха и просьб о пощаде, должен умирать настоящий правоверный. Тогда можно быть уверенным, что после смерти он сумеет пройти в рай по мосту толщиной в волос, а душа не заблудится в небесных пространствах.

Примеру Муллы последовали остальные бойцы. Никто из них не надеялся выжить, никто не просил пощады, но каждый решил продать свою жизнь подороже. Бродяги не тешили себя надеждой, что после смерти за их душами прилетят белые ангелы, для того чтобы торжественно спровадить в тенистые сады вечности, а потому совсем не страшно было перед смертью взять на душу еще один грех.

— Подходи, кто желает умереть первым!

С караульных вышек солдаты с интересом наблюдали за назревавшей потасовкой. Они помнили инструкции Беспалого: ни во что не вмешиваться! Полковник предупреждал, что существует большая опасность потерять контроль над этой зоной, если зэки вместо того, чтобы резать друг друга, надумают объединиться. Тогда они сумеют разнести в щепки крепко сколоченные бараки и вырвать с корнем сторожевые вышки. Солдаты полагали, что именно поэтому полковник старался натравить одну кодлу на другую.

Имелась у Беспалого и еще одна причина для беспокойства. Три недели назад была «разморожена» зона под Воркутой. Тамошние зэки на целых три недели взяли власть в свои руки, вырезав большую часть администрации и всех сук. Бунтовщиков усмирили на четвертую неделю: пять танков проутюжили гусеницами территорию лагеря вместе с заключенными, превратив этот уголок тундры в болото. Тех немногих, что ударились в бега, затравили разъяренными голодными овчарками. Возможно, такое же решение придется принимать и в отношении беспаловского «беспокойного хозяйства».

— В кольцо их бери! Чтобы ни одна тварь не вырвалась! А то придется бегать за ними, как за крысами, по всей зоне, — уверенно покрикивал Гришуня.

Гришуня был одним из первых в воровском мире, кто начал окружать себя «торпедами» — зэками, проигравшими в карты свою жизнь. С их помощью он не только держал в узде всю зону, но и успешно устранял соперников. Полчаса назад Гришуня провел инструктаж среди «торпед» и пообещал прощение долга тому, кто первым сумеет всадить перо в Муллу. «Торпеды» обещали разодрать наглого татарина на куски, едва он выйдет из барака. Но когда дверь распахнулась и автоматчики вывели Муллу, ландскнехты Гришуни увидели его черные сатанинские глаза и поняли, что на тот свет черти никогда не уходят без кровавой дани.

Заки Зайдулла всегда был вожаком стаи. Матерый, сильный, он напоминал волка, который одним коротким рыком способен укротить самых свирепых соперников. Мулла и сам всегда жил по волчьим законам, установив в своей шайке строжайшую иерархию. Во всем его облике ощущалось что-то от могучего, знающего себе цену зверя. Один взгляд такого зверя способен заставить поджать хвост нахальную овчарку, посмевшую ощерить зубастую пасть. Именно такой взгляд парализует овцу и делает покладистой самку, готовую следовать куда угодно за своим господином. Заки Зайдулла знал, что его окружают псы, послушные строгому хозяйскому окрику. Каждый из них в отдельности ничто, но едва они собьются в стаю, как уже готовы растерзать самого сильного зверя. Даже повадки у врагов Муллы были собачьи: они старались обойти противника со спины, чтобы вонзить клыки (вернее, ножи) в незащищенное место.

— Плотнее окружай! Плотнее! — командовал Гришуня Маленький.

— Смотрите на них, бродяги! — сквозь зубы цедил Мулла. — Вот так суки душат воров!

Несколько секунд зэки в напряженном молчании рассматривали друг друга. Они узнавали прежних приятелей, с которыми порой делили хозяйскую пайку и хлебали пресную баланду из одной миски. Однако все это было в прошлом, а значит, утратило ценность: их навсегда перессорил приказ Гришуни Маленького.

А потом чей-то яростный крик нарушил общее оцепенение:

— Получай, сучара!

Сердито забрехали в запретной зоне сторожевые кобели. Ухватившись за грудь обеими руками, упал на землю смертельно раненный уркач.

— На тебе!

— Держи, паскуда!

— Урою, сука!

Мулла рубился зло. Он старался наносить удары наверняка и чувствовал, как заточенная сталь входит в живую плоть. Перепачканный в чужой крови, истошно матерясь, он выглядел ангелом смерти, который пришел на землю для того, чтобы на своих широких крыльях переправлять грешников в геенну огненную. Рядом с Муллой, сраженные в грудь и спину заточками, падали бродяги. Они отходили в лучший мир с облегчением, молясь заступнику тюремных сидельцев. Все трудности оставались на грешной земле, где продолжали бушевать человеческие страсти.

— Мулла остался один!

— Коли его! — ревел Гришуня. — Че стоите! Ишь какой прыткий! Дави его, сейчас сдохнет!

Мулла умело уворачивался от ударов, успевая совершать стремительные выпады. Казалось, будто он сделан не из мяса и костей, а из какой-то духовной субстанции и, подобно Джабраилу, способен воспарить над сторожевыми вышками и скрыться в облаках. Однако и его начинала одолевать усталость, нестерпимо болели открывшиеся раны.