Воровская зона

Правда, на воле дороги «крестного» и его «крестника» не пересекались, и снова свидеться им привелось только в начале девяностых в Москве, куда не знающий страха и сомнения Клест приехал качать права. И прибыл он в белокаменную, уже овеянный славой этакого крутого вора, которому не то что центровые, море по колено. Он не пил и не курил, постоянно тренировался в тире и в спортзале, плавал, бегал на лыжах и часами парился в сауне. А его патологическая жестокость наряду с дерзостью и холодным расчетом пугала даже его подельников, которых он, надо заметить, держал в ежовых рукавицах. За его бригадой даже по самым скромным подсчетам к этому времени числилось больше двадцати мокрух, и только при одном упоминании его имени у многих дальневосточных коммерсантов случался нервный тик. Столичных авторитетов Барский презирал и называл белоручками и бездельниками и не сомневался, что ему по силам подмять под себя все московские группировки. И прибыв в первопрестольную, Клест, что называется, с ходу перешел дорогу одной из группировок. И та, еще толком не ведая, с кем имеет дело, решила проучить залетного фраера. На разборку она прибыла в трех роскошных джипах. Из них вышли девять человек и вразвалку, словно отвыкшие от суши матросы, двинулись к сиротливо стоявшим у обочины невзрачным «Жигулям».

Но разбираться не пришлось. Когда до «сиротинки» оставалось около десяти метров, ее стекла опустились и из них ударили два автомата. После этого подвига Барскому забили стрелку уже сами центровые. И на ней в присутствии, конечно, самого Могола его короновали под именем Андрея Архангельского. Но до главного трона его так и не допустили. Против высказался сам Виталий Куманьков, занимавший в воровской российской иерархии первое место, и высокое собрание не посмело пойти против «крестного всех крестных». У Клеста хватило трезвого расчета не подписывать себе смертный приговор, и он согласился остаться на вторых ролях в регионе. Но отказываться от заветной «шапки Мономаха» и не думал. И теперь, когда Куманьков томился в американских застенках, а сам Ларс ушел на «дальняк», Барский снова воспрянул духом. Тем более, что от центровых в Николо-Архангельск прибыл его «крестный»…

Выпив наконец свою водку и вкусив от куска сочившейся желтым жиром медвежатины, Локотов взглянул на сгоравшего от нетерпения «племянника».

— Ну что, Андрей, — вытирая руки полотенцем и вытаскивая из пачки сигарету, улыбнулся он, — поговорим?

— Давно мечтаю! — предупредительно щелкнул тот зажигалкой.

— Наверху ситуация изменилась, — с наслаждением затянулся сигаретой Локотов, — и возможны переделы…

— А ты… — начал было Клест, но Локотов сразу же перебил его.

— Избави Господь! — махнул он рукой. — По мне этот трон хуже сковородки! У меня нет такого имени, как у Виталика, да и здоровье уже не то… И вот что я тебе скажу, Андрей! — внимательно посмотрел он в глаза Барскому, хорошо зная, что у «племяша» на уме. — При живом Ларсе тебе это место не отдадут! Не забывай, что он по корешам с самим Батей! И сейчас на регион вместо него встанет Блат.

Клест мрачно покачал головой. Он был недоволен самим Моголом. Тоже нашел перед кем прибедняться! Имени у него нет! Все у него было, и имя, и не уступавший самому Бате, то бишь Куманькову, авторитет. Не было главного: желания замолвить за него словечко. Впрочем, чего обижаться, Могол стар, а значит, осторожен. Да и зачем ему держать за него мазу? Слово в их мире дорого стоило…

— А если… — начал было он, зная, что с Моголом может быть откровенным, но тот резким жестом остановил его.

— Я все сказал, Андрей! — жестко произнес Могол. — А ты все понял!

Называть вещи своими именами у него не было никакого желания! Сейчас и стены имели уши! Да и сам Клест был далеко не промах. Если что, подставит за милую душу и его, своего «крестного»!

— Да уж чего не понять! — недовольно покачал головой Клест. Но его устремленные на старого авторитета глаза досказали все то, чего не осмелился произнести язык…

Баронин сидел на террасе небольшого домика, где он снял на несколько дней комнату, и пил кофе.

Только что прошел дождь, и на чисто вымытом голубом небе появилось долгожданное солнце. И сразу же по колыхнувшимся расплавленным серебром водам озера заскользили лодки и яхты. Баронин завистливо смотрел на веселые суденышки, беззаботно рассекавшие гладь озера. Лучше отдыха не придумаешь! Вода, солнце и чистейший таежный воздух… И он много бы сейчас дал, чтобы и самому вот так же пролететь под парусом по тугим водам Ханки! Но… куда там… Лететь ему, конечно, придется, но только в Москву, где проживал обозначенный на найденной им у убитого в лесу парня бумаге человек, забравший ее, в свою очередь, у Борцова. И сейчас он удивлялся только одному. Как это он сразу не расколол этого читателя «Спорт-экспресса»? Ведь он прекрасно и по сей день помнил события полуторамесячной давности…