Воровская зона

Очень скоро прибыли все, кто совсем недавно собирался на вилле Красавина. На этот раз высокое собрание открыл сам Локотов. Обрисовав обстановку в связи с последними событиями и выразив соболезнование Клесту, чьи люди тоже полегли у Старой дачи, он предложил авторитетам снова выбрать «крестного папу» региона, поскольку Блат не был в состоянии выполнять возложенные на него обязанности…

— Конечно, — закончил он речь, — выбирать вам, но я думаю, что Клест сейчас самая подходящая кандидатура…

Локотов умолк и с достоинством, как какой-нибудь режиссер, представляющий свой фильм в Каннах, уселся на место.

Как таковых прений не было. Хотя по закону какие-то вопросы Клесту его будущие вассалы должны были задавать.

Да и что обсуждать? Никто из них и не испытывал ни малейшего желания заполучить «шапку Мономаха». Им и своих забот хватало. Как, впрочем, и власти. В отличие от гражданских министров, со «смотрящих» спрашивали. И, если что не так, могли и пришить! Радовался избранию Клеста по большому счету только один Мох. Всегда тяготевший к беспределу, он очень надеялся на то, что Клест нет-нет да посмотрит на его подвиги сквозь пальцы…

Но когда Локотов уже собирался было поставить вопрос на голосование, случилось то, что не могло никому из присутствующих присниться даже в страшном сне. В комнату, к величайшему изумлению авторитетов, вошли Блат, неизвестный им рослый мужик и… Владимир Завражный, по кличке Разгон, живая легенда воровского мира России! Завидев Завражного, авторитеты, радостно зашумев, поднялись со своих мест и поспешили выразить ему свое почтение. Все — кроме Барского. Завидев Блата с Разгоном да еще вдобавок ко всему с другом Ларса Барониным, он сразу же почувствовал неладное. Но этикет должен был быть соблюден в любом случае, и он с наигранной улыбкой на лице потянулся было рукой к Завражному, избегая встречаться взглядом с внимательно наблюдавшим за ним Красавиным. Но, к удивлению авторитетов, знаменитый вор и не подумал пожимать ее. Скользнув холодным взглядом по Клесту, у которого почему-то сразу засосало под ложечкой, он негромко проговорил:

— Отойди от меня, гад!

Царившее оживление сразу же стихло, и в комнате установилась страшная по своей напряженности тишина. Слово «гад» считалось в воровском мире самым оскорбительным, и смывалось оно только кровью. И притихшие авторитеты с некоторым недоумением смотрели на Разгона, прилюдно бросившего страшное оскорбление побледневшему Клесту.

— Сколько ты должен Ларсу? — все тем же ледяным тоном спросил Завражный.

Барский назвал сумму.

— Почему не отдаешь?

У Клеста отлегло от сердца. Ларчик-то, оказывается, открывался просто! Оставшийся не у дел Блат не рискнул потребовать долг сам, потому и привел друга своего бывшего босса! Он быстро подошел к письменному столу и вытащил из него «дипломат», набитый поборами с коммерческих организаций. Вернувшись на середину комнаты, он протянул «дипломат» Блату.

— Я же тебе сказал, что отдам, Игорек! — улыбнулся он.

Взяв протянутый ему «дипломат», Блат взглянул на Разгона, и тот едва заметно кивнул. Все в той же напряженной тишине Красавин вышел из комнаты, но уже очень скоро снова появился в ней. Только на этот раз с… Кутаковым и Кулябиным-старшим, специально привезенными для такого случая из Уссурийска. И вот тут-то Клест по-настоящему дрогнул. Глядя на недавних соратников, словно на привидения, он провел языком по сухим губам и судорожно сглотнул застрявший комок. И впервые в своей лихой жизни почувствовал, что у него есть сердце.

— А теперь расскажи братве, как ты, гад, собирался стать «смотрящим»? — сверля Клеста ледяным взором, потребовал Разгон.

Барский молчал. Да и что ему было говорить? Похоже, он уже все сказал на этой земле… Он хорошо знал, что могут простить какую-нибудь мелочь, но сейчас ожидать пощады за его деяния было бессмысленно.

— Будешь молчать? — откуда-то из сразу же ставшей холодной пустоты долетели до него слова Завражного.

Барский неопределенно пожал плечами.

— Ну так я расскажу! — проговорил Разгон и поведал ошарашенным услышанным «крестным братьям» историю падения их теперь уже бывшего кореша. Когда он замолчал, авторитеты глухо и угрожающе заворчали, а Бурый, с бешенством глядя на Иуду, проревел:

— На ножи его, суку, на ножи!

Завражный поднял руку, и все сразу же умолкли.

— Все должно быть по закону, — произнес он. — Я выдвинул обвинение и сейчас его докажу, потом дадим слово Клесту, а уж там примем решение… Ну, крысы, рассказывайте! — презрительно посмотрел он на покрывшихся смертельной бледностью Кутакова и Кулябина, не ожидавших для себя ничего хорошего от этого толковища.

И те, даже не пытаясь темнить, выложили все как на духу, и снова законники глухо и грозно заворчали, Бурый кинулся на Барского, на ходу обещая ему перегрызть глотку. И, наверно, перегрыз бы, если бы его не перехватил Блат. В комнате застыла страшная в своей напряженности тишина. Завражный взглянул на Барского.

— Есть чем отмазаться? — прищурился он.

Клест отвел глаза и тяжело покачал головой.