Воровской излом

Лицо молодого карманника удивленно вытягивалось, по мере того как он перетряхивал все отсеки портмоне. Высыпал на ладонь несколько мелких монет и посмотрел на Бориса. Тот пожал плечами.

После некоторого раздумья парень ссыпал монетки назад, закрыл портмоне и с силой швырнул его в Бориса.

– Лови, валенок! Было из-за чего сыр-бор разводить!

Он развернулся и быстрым шагом скрылся за ближайшим поворотом.

Борис стряхнул оцепенение, поднял портмоне, машинально сдул с него пыль и положил во внутренний карман плаща.

«Ну и денек! – мелькнула мысль. – То ли еще будет…»

К Казанскому вокзалу он подошел, основательно опоздав, – остаток пути за неимением денег пришлось пройти быстрым шагом.

Несмотря на спешку, Борис приостановился и залюбовался вокзалом – строительное мышление заставляло оценивать все значимые постройки, встречающиеся на пути.

А любоваться было чем – татарские мотивы благодаря гению архитектора Щусева довлели над всем огромным зданием. Узкие окна-бойницы, резной орнамент, арки и колонны и, конечно, главный вход под башней Сююмбике, скопированной с Казанского кремля, возвращали в те далекие годы, когда экспансия российских железных дорог ломала вековой уклад жизни огромной страны.

Круглые часы на башне неожиданно пробили очередной час, и Борис в страхе огляделся. Его взгляд зацепился за сердитого смуглолицего молодого человека, чуть младше его, стоящего у одной из колонн. Удивиться было чему – среди серой массы в общем-то одинаково уныло одетых горожан и суетливых гостей столицы он выделялся своей оригинальной одеждой.

Широкие, защитного цвета штаны со множеством накладных карманов на уровне икр обтягивались высокими кожаными ботинками. Черная кожаная куртка с отороченными замками-молниями карманами облегала неширокие плечи. На голове красовалась песчано-серая панама, явно армейского образца.

Ничуть не сомневаясь в своей правоте, Борис шагнул к незнакомцу:

– Сайгон?

Парень перестал жевать, надул розовый пузырь жвачки, оглядел Бориса с ног до головы, оценил ширину его плеч и медленно ответил:

– Ну да… а ты – Рама?

Жареный пирожок с ливерным фаршем, в простонародье – «тошнотик», мгновенно провалился в желудок, подарив приятное ощущение сытости. Добавив следом остатки мутного и, к счастью, горячего сладкого чая, Борис окончательно примирился со вселенной.

Сайгон задумчиво потягивал компот, изредка бросая внимательный взгляд на Бориса. Он щедро оплатил их общий завтрак, оставив еще и пять копеек сдачи на блюдце, чем весьма обрадовал румяную буфетчицу.

Борис сыто отрыгнул и огляделся. Вокзальная забегаловка, ничем не отличающаяся от тысяч других таких же, дарила досужему наблюдателю массу впечатлений о советском общепите.

Полуподвальное помещение, освещенное преимущественно маленькими окошками под потолком и плотно заставленное высокими круглыми столами вдоль выложенных когда-то белой кафельной плиткой стен, сразу же оглушало посетителя запахом подгорелого масла и странной смесью ароматов мокрого белья и хлорной извести.

Буфетчица, символ сферы обслуживания, словно легендарная птица Сирин, восседающая за высоким прилавком, одаривала голодных посетителей скудным набором продуктов питания, включающих в себя не только вышеназванные пирожки, но бутерброды с нарезанными тонкими пластинками колбасой и сыром, с золотыми тельцами латвийских шпрот и с просто и густо намазанным майонезом куском серого хлеба…

Раннее время, препятствующее продаже алкоголя, не способствовало максимальному заполнению заведения. Кроме Бориса и Сайгона, круглые столы подпирала пара-другая скромных посетителей – в основном ожидающих свои поезда пассажиров, которые угрюмо и покорно жевали дары скромной кухни, не имея возможности утолить голод в ближайшем ресторане.

Буфетчица громко вздыхала, с затаенной ненавистью поглядывая на прижимистых едоков, и теплела взглядом, когда на глаза попадался Сайгон – ничего так не греет душу торговца, как оставленные чаевые!

– Пойдем? Заодно и покурим… – прервал свои размышления Сайгон, отметив осоловевший взгляд Бориса.

– Ага, – покорно согласился тот.

Борис завернул рукав и глянул на часы – опаздывали они основательно. Отметил внимательный взгляд Сайгона, брошенный на его «Командирские», и торопливо прикрыл часы. Странный он – этот его новый знакомый.

Пересечение Краснопрудной улицы и Рязанского проезда, на котором стоял вокзал, было забито народом – утренние электрички снабжали город нескончаемым потоком людей. От неимоверного разнообразия пешеходов рябило в глазах – дачники, рабочие, гости, пригородные жители, приехавшие за дефицитом, – все смешалось в одном бурлящем потоке.

С руганью пробившись через толпу, они двинулись по улице в сторону депо – где-то там их ждал франтоватый инженер.

Сайгон на ходу красивым и плавным движением вынул сигарету из ярко-красной пачки «Мальборо» и протянул Борису. Тот жестом отказался, с любопытством ожидая дальнейшего представления. Сайгон оправдал его ожидания – так же театрально вытащил из кармана маленький металлический параллелепипед, откинул крышку и прикурил от появившегося язычка пламени.