Воровской излом

Борис никак не мог продраться дальше вступления – мешали возбужденное состояние, шум льющейся воды и звон тарелок. Ленка демонстративно громко мыла посуду.

Долгий путь домой, а сегодня он был действительно долгий, проведенный в тягостном молчании, только добавил заряда в искрящийся коктейль ссоры.

Борис несколько раз пытался разговорить Ленку, но, натыкаясь на ее холодный взгляд, спешно прекращал свои попытки. Так и ехали до дома – молча, погруженные каждый в свои мысли.

Впрочем, подобное с ними случалось все чаще и чаще.

Он наконец сдался и отложил газету.

Стоило признать – что бы ни свершалось сейчас в стране, оно никак не могло сравниться с событиями, происходящими в его семье.

Борис задумался: а ведь прав был Меркульев. Точкой отсчета для человека может быть только он сам, его жизнь и его окружение.

С младенческих лет и весь период детства, являясь центром внимания родителей, воспитателей и педагогов, ребенок учится выстраивать свою жизнь, опираясь на простой эгоцентричный постулат – есть я и есть все остальные. В основе – противопоставление. Но с постепенным осваиванием сложного комплекса взаимоотношений между людьми приходит знание того, что мир не крутится вокруг тебя одного. И тогда человек постепенно учится встраивать свои желания и потребности в круговорот жизни общества – сначала семьи, школы, а затем и трудового коллектива.

Вот тут-то и поджидают его первые трудности – не все могут перешагнуть этот порог. Многие так и остаются в чудесном, но ушедшем детстве. С мнимой свободой и вседозволенностью.

И здесь же кроется основная причина конфликта между индивидуумом и обществом – неумение жить по его правилам и нежелание принять существующую реальность. Этот конфликт переживает подросток, с кровью и болью входя во взрослую жизнь, учась умению жить. Но дается это далеко не всем.

Вот так – просто и одновременно сложно. Практически все преступники – это не повзрослевшие дети…

Борис встал и прошелся по небольшой комнатке. Диван, простецкая стенка с плотным рядком потрепанных книг, пара видавших виды кресел и журнальный столик с дачи Ленкиных родителей, шкаф – вот и вся их несложная обстановка.

Он подошел к окну и несколько минут бездумно смотрел на ряд точно таких же многоэтажек их микрорайона.

В квартире наступила тишина. Он подошел к двери и осторожно выглянул на кухню.

Ленка в своем потрепанном синем халате, закрыв лицо руками, сидела за маленьким обеденным столиком – шесть квадратов кухонного пространства не позволяли разместиться крупным предметам, в том числе и Борису – он всегда бился об угол холодильника, усаживаясь на свое любимое место…

– Лена… – неожиданно жалобно, совершенно против своей воли, позвал Борис.

– Ну? – глухо ответила она, не опуская рук.

– Лен, ну что ты? – Борис сделал шаг в маленький коридорчик, отделяющий кухню от прихожей. – Давай поедим, а?

– Все бы жрал… – Ленка повернула к нему слегка припухшее лицо.

Борис, наверное, впервые за все годы их совместной жизни, внимательно и отстраненно пригляделся к ней.

Ленка ощутимо переменилась в последнее время. Это не было так заметно, пока она была на работе или готовилась к выходу в свет, но становилось очевидным, когда она оставалась дома.

Ранее безупречная, ее фигура слегка расплылась, появилась какая-то тяжесть в походке. Она чаще лежала на диване, читая своих любимых Стругацких, и реже соглашалась на выходы из дома. И эта странная одутловатость лица…

Борис поморщился – не о том он сейчас, не о том.

– Ты здорова? – спросил он, проходя и садясь на табурет напротив нее.

Стопка посуды, стоящая из-за дефицита подходящего пространства на крышке подаренного на свадьбу холодильника «ЗИЛ», тонко зазвенела – в очередной раз произошла неизбежная встреча его плеча и массивного бытового прибора.

– Нормально все, – пробурчала Ленка и вздохнула: – Рис с котлетой будешь?

– Конечно, – обрадовался Борис возникающему контакту.

Сердитая, но все же общающаяся женщина не в пример приятней и понятней сердито молчащей и внутренне переживающей ‒ это он понял еще с детства. Кто его знает, чего она может там себе надумать…

– Лен, ну ты что, из-за Лариски, что ли? – бодро спросил он, принимая от нее тарелку. – Мы же так – случайно… она дурная, ты же знаешь…

Ленка придержала тарелку, внимательно вглядываясь в его глаза.

– Эх, Борька, Борька… – Она снова вздохнула, отдала тарелку и села рядом. – Мы с мамой поговорили…

Борис вздохнул – с этой фразы, как правило, начинались настоящие проблемы.

– Мы, – она помолчала, подчеркивая общность их мнений, – думаем, что-то неладное с тобой творится…

– Что не так опять? – насупился Борис.

Он, как ни старался, не смог сжиться с Ленкиной семьей. Отношения между ними, даже по прошествии четырех лет совместной жизни, остались напряженными. Что было тому причиной, он догадывался, но искренне не понимал.