Воровской орден

Но это разве выкуп! Одному узбеку родственники привезли передачу весом в три центнера! И уплатили за то, чтобы он пронес ее в зону, десять тысяч рублей. Прапорщик, который получил свою долю, хвастал потом, что поедет к невесте на новой машине.

(Пора сделать важную оговорку. Когда я оставляю в речи моих собеседников слово «мент», я имею в виду не всех сотрудников МВД, а тех из них, кто забыл, что такое профессиональная честь, В разные периоды нашей истории их было то много, то меньше. Но они не переводились никогда. И до тех пор, пока они не будут изведены без остатка, преступность наша будет не сокращаться, а расти. Ибо, если преступники паразитируют на теле общества, то ментов кормит преступность. И потому они не заинтересованы, чтобы она сокращалась. — В. Е.).

Сколько чая прошло через лагеря по спекулятивным ценам?! Думаете, так просто его не разрешали? А когда разрешили, это же было горе для ментов, самое настоящее горе — у них из рук уплывали живые деньги. Море денег! Ведь пачка чая ценой 36 копеек шла в ШИЗО и ПКТ за десять рублей! Что чай! Есть колонии, в основном на юге, где покупается все: передачи, посылки, свидания, условно-досрочное освобождение.

Менты по-своему несчастные люди. Не они уголовную среду переделывают. Среда их затягивает. Они перестают понимать, что такое низость. Они превращают низость в товар.

У основной массы заключенных всегда были два врага. Самодурствующий персонал и зарвавшиеся «ВЗ». Две (то смертельно враждующие, то достигающие компромисса) структуры власти. Одна — внешняя, чужая. Другая — внутренняя, своя. Но они, такие, вроде, разные, превращают пребывание в колонии в нечто гораздо худшее, чем пребывание в неволе. Житья и справедливости нет ни от тех, ни от других. Но творящих беспредел «ВЗ» можно загнать в запретку, откуда они будут истошно орать часовым: «Не стреляй, начальник!» Беспредельную администрацию так не проучишь, Побывавшие в заключении диссиденты единодушны: «Блатной порядок может быть справедливым. Административный — никогда!»

1992 г.

ОТКУДА ОНИ ПОШЛИ?

Гипотеза автора

Откуда пошли «воры в законе»? Ни Достоевский в «Записках из мертвого дома», ни Чехов в «Острове Сахалин», ни Гернет в «Истории царской тюрьмы» не написали о них ни слова.

Мы знаем только, что арестантская община делилась раньше как минимум на три слоя: «Иваны» (так назывались профессиональные каторжники), отбывавшие не первый срок или пожизненное заключение, «мелкая шпана» (прихлебатели «Иванов») и мужики — те, кого криминологи считают случайными преступниками. Отбыв срок, они никогда больше не преступали закон из-за одного только ужаса перед каторгой.

Была арестантская сходка. Она проводилась открыто, на ней избирались старосты. Один на тюремное население численностью не более 150 человек. (В исправительных заведениях того времени больше не бывало.) На эту должность избирался арестант, который одинаково устраивал и тюремную общину, и администрацию. «С хорошей глоткой и здоровым кулаком, чтобы живо можно было унять недовольных, чтобы не слышалась воркотня на пищу и тяжесть работ».

«Баранина стоила на каторге два рубля пуд». Сколько угодно можно было покупать чаю, сахара, табака. Какие-либо индивидуальные привилегии администрация запрещала. Зато разрешалось улучшение общего котла, если на руднике выполнялась назначенная норма работ.

Перечитывая старые книги, я не встретил ни одного упоминания о том, чтобы «иваны» отказались от работы, чтобы противопоставляли свой уголовный авторитет администрации. Не нашел ни одного примера, который бы указывал на какие-то особые привилегии ветеранов неволи. И все же кое-какие детали дают основание считать, что воровская организация начала зарождаться в конце прошлого столетия. Но это не было самозарождением…

В воспоминаниях одного народника я прочел: «Начальник одного из острогов капитан Лучезаров, называвший арестантов «ребятами» и «братцами», к всеобщему изумлению заявил: «Я получил наконец давно жданный приказ устроить тюрьму по возможности так, как это отвечает моим взглядам и убеждениям. И я устрою действительно образцовую тюрьму, а не какую-то гостиницу, какой она до сих пор была».

Вероятно, это — психологическая закономерность: самый добрый тюремный начальник рано или поздно делает вывод, что арестанты злоупотребляют его мягкостью. «В тюрьме будут введены строгости, — продолжал Лучезаров, — но вы не должны их пугаться. Те, кто будет послушен и кроток, ничего от меня худого не увидит. Но среди вас есть гордецы… строптивые… Вы должны пособить мне обуздать их».

Последняя фраза заключает в себе целую программу: расколоть единую арестантскую общину на тех, кто против администрации, и тех, кого она решает использовать для осуществления своих целей. К каким последствиям может привести этот шаг, реформаторы, вроде Лучезарова, вероятно, не подумали.

Ведь пособникам нужно платить. Как?! А очень просто. Лишить «гордецов» и «строптивцев» последних остатков материальных благ и передать высвободившиеся блага пособникам.