— Ну, мы же первыми их находим. Почему?
— Оставь, Григорий, полицию саму разбираться в этих делах. Мы не обучены за маньяками гоняться. Это их дело.
— Вы не ответили на вопрос.
— Я и не собирался.
— Я просто подумал, что вместе мы могли бы…
— Вместе? — священник резко остановился и посмотрел мне в глаза. — Хочешь сказать, что нам с тобой следует нагрянуть в убойный отдел и доложить о пяти упокоенных душах, которых ты на тот свет проводил?
— Как минимум, рассказать об их существовании. А вообще я имею в виду, что мы могли бы им здорово помочь.
— Чем, например?
Я пожал плечами.
— Ну, хотя бы тем, что мы первыми эти трупы находим. Точнее, вы находите. И все еще не ответили, как именно к вам попадает эта информация.
— Много вопросов ты, Григорий, задаешь. Есть вещи, о которых ни ты, ни я знать не должны.
— То есть работать, считай, за просто так и отправлять этих «гавриков» за кромку я могу, а поинтересоваться, что да как, уже нет? Мы с Василием, между прочим, не нанимались к вам задарма работать!
— Задарма? — взгляд священника вспыхнул недобрым огоньком, он вдруг сделал шаг мне навстречу и ткнул в грудь пальцем. — Задарма, говоришь? А кто тебя сутками напролет сопровождает? На работу, с работы… Кто у сестры твоей сутками дежурит? Не подскажешь? Пелагея обязалась лишь тебя не трогать, о твоей сестре или, скажем, соседке речи не шло. Мы взяли на себя ответственность за твою душу и жизнь, мы заботимся о безопасности близких тебе людей, а взамен просим лишь то, чем тебя бог наградил — упокоить зверски убиенных да неприкаянных.
— Меня не бог этим даром наградил, а бабка Семенова. Ворожея. Одна из тех, с кем ваша организация, так сказать, конфликтует.
— Не конфликтуем мы ни с кем. Мы ведем учет и контроль — это разные вещи.
— И вас за то ненавидят и ворожеи, и ведьмы, и другие обитатели мира Ночи.
— И что нам с того? Они есть, значит, то попустил Господь. Не нам решать, как и где им жить. Но мы единственные, кто держит их всех в узде. И на то нам государством даны полномочия, права и обязанности. Даже в стране Советов это понимали, оттого и не зарубили церковь на корню.