Ворожей Горин – Посмертный вестник

— И почему же вы вышли на меня? Зачем открылись мне и затеяли весь этот разговор?

— Все просто, — отхлебнув подстывший кофейный напиток, ответил я, — не хочу, чтобы вы шли по ложному следу.

— Хотите сказать, что непричастны к убийствам?

— Абсолютно.

— А как же ваше присутствие на месте преступления?

— Не думаю, что те места, где полиция обнаружила трупы, и есть место преступления, — ответил на это я.

— Поделитесь же своими мыслями.

— Я думаю, что жертвы сами туда приходят.

— Сами туда приходят, — продолжила за меня Вилкина, — закапываются в снег, а после лежат до обнаружения? Это покойники-то?

— Нет, лежат они там всего несколько часов. Достаточно, чтобы окоченеть от низких температур.

— Не поняла. То есть их убивают где-то в другом месте?

— Да.

— А потом они, уже мертвые, приходят туда, где их легко обнаружить?

— Именно так.

— И вы не видите нестыковок?

— Признаться, нет. Все логично.

— Обоснуйте.

— Ах да! — щелкнул я пальцами. — Я же не рассказал главного.

— О, просветите меня.

Я уже уловил в голосе следователя нотки сарказма — она явно купилась на мою уловку и сочла меня конченым психом. Поддерживала она наш разговор лишь постольку, поскольку не знала, что именно со мной сейчас делать. Арестовать немедленно и сдать туда, где не светит солнце, дабы я прошел медико-психиатрическую экспертизу, либо дослушать мой бред до самого конца. Вилкина выбрала второе.

— Эти покойники, — как ни в чем не бывало продолжил я, — не совсем мертвы. Вернее, если судить вашими, человеческими категориями…

— Нашими… — уточнила Вилкина, скептически поджав губы.

— Да-да, именно вашими, — ничуть не смутившись, объяснил я, — поскольку я с недавнего времени принадлежу не только вашему миру, но и миру Ночи. Так вот, если судить простыми человеческими категориями, эти люди мертвы и никогда уже не вернутся к прежней жизни.

— А если судить ВАШИМИ категориями? — Вилкина выделила это слово «вашими» так, словно уже полностью убедилась в моей невменяемости.

— А с точки зрения мира Ночи, это нежить. Если точнее — упыри.

Тут у Вилкиной округлились глаза.

— Упыри? В смысле «Ко мне — упыри! Ко мне — вурдалаки!», как у Гоголя в «Вий»?

— Эммм… ну да, — удивился я познаниям в классике простого следователя. Кроме того, в голове промелькнула мысль о том, что великий русский писатель не на ровном месте свои шедевры создавал. Должно быть, он все же неким образом был вхож в мир Ночи, ну, или, по крайней мере, догадывался о его существовании.