Ворожея

Заринка улыбнулась в ответ. Подбежала к хозяйке, подхватив глиняные миски, да помогла расставить их на столе. Влила душистый капустный взвар в глубокие миски и помогла нарезать хлеб:

- Хлеб такой, как дома, - улыбнулась благодарно девка. - Словно бы матка пекла...

Она сказала и тут же осеклась. Подняла боязливо глаза на Свята и на тетку, что приютила их. Но те ободряюще кивнули, и девке стало легче. Потому как не привыкла шептуха молодая прятаться да скрываться, да и норов у нее был не скрытный - еще в Светломесте люди хвалили ее за открытость души, за легкость мыслей. А теперь вот...

Заринка посмурнела, вспоминая о том, как провожали ее из Светломеста. И внезапно почувствовала, как крепкая ладонь легла на пальцы, накрыв их что теплом, что силою своею. И стало ей на душе так легко, так светло, что все дурное тут же ушло из памяти.

А тетка Агафья с пониманием отвела глаза от двух ладоней.

Ели быстро. Путники давно не видали теплого угощения, да еще чтоб такого, как дома. И Агафья торопилась: не привыкла она подле людей быть.

Когда же вечеря закончилась, хозяйка дома собрала со стола с помощью Заринки да показала постояльцам узкий покойчик, что служил словно бы пристройкой к небольшой горнице.

В пристройке той всего-то и было, что широкая лавка, укрытая сенником. Из разноколерных холстин одеяло. Подушки, набитые птичьим пухом. Да лавка поменьше, что стояла под высоко расположенным окном. И на лавке той - широкая ладья, наполненная теплой водой. Льняное полотенце, устроенное тут же, на стальном крюку.

Заринка с недоумением огляделась по сторонам. Но Агафьи уж и след простыл - она провела постояльцев в покои, а сама затихла на лавке в горнице. И только прикрыла за ними прочную дверь.

- Свят, - Заринка протянула имя охотника осторожно, словно бы боясь обидеть того, - мы будем спать разом?

Свят стыдливо отвел глаза:

- Скажи я, что мы с тобой - брат и сестра, это вызвало бы вопросы. В Пограничье не приходят братьями. Уж коль и появляется тут пара, так только от того, что дома не благословили союз. И мне показалось, что мы... ты не думай, я лягу на полу, возле лавки. И покой твой не нарушу. Умывайся, а я - после.

Заринка не стала спорить. Она зачерпнула полные ладони теплой воды и с наслаждением опрокинула в них лицо. А потом снова и снова, словно бы не веря, что вот это тепло - для нее.

Вытерев льняной холстиной лицо, она скинула с себя плотный кафтан, и, оставшись в одной сорочке, забралась на сенник, укрыв себя одеялом по самую шею. Расплела косу пшеничную. Зарделась, отвернувшись к стене. И расслышала, как у другой стены водою плещется Свят.

- Ты ложись рядом, - проговорила она, стыдясь своих слов, - не надо на полу. Захвораешь. А там, глядишь, и Мор подкинется. Ты ж другом мне. Да и устал, верно...

Она остановилась, не зная, что больше сказать. Стыдилась, что сама, девкой молодой, предлагает мужчине лечь рядом. И пусть не для услады, а все равно - стыдно. И боязно. Потому как никогда еще ни один хлопец не был с нею так близко.

Свят замер. И вода в руках перестала плескаться. Он был благодарен Заринке за ее доброту, вот только боялся.

Близость девичьего тела манила его. И пусть шептуху молодую он принимал за сестру, а все одно - так близко к девке он еще никогда не был. Потому как в семье его другому учили: сначала в храм, а уж после на сенник. И Литомир, староста деревенский, выпустил бы об его спину целый веник из прочных прутьев лещины, коль узнал бы про другое.

Да только и на бревенчатом полу в студеную пору лежать - верная смерть. А потому и приглашение Зары он принял с благодарностью.

Лег осторожно рядом, стараясь держаться как можно дальше от нее, и прикрыл глаза. И ведь усталость была, и сон в руку шел, пока щи он ел духмяные. А как лег подле Заринки, сон словно бы девался куда.

А на смену ему пришли мысли. Непрошенные. Запретные. И как бы ни гнал их от себя Свят, да только не удавалось ему ничего. И мысли те заставляли его ловить дыхание девки, что лежала совсем рядом. Дышала ровно, словно бы спала. А вот горела сильно. Или... не горела вовсе, а то жар женского тела опалял охотника?

Свят впервые оказался так близко к Зарине. И на сеннике, дыша одним воздухом, он вдруг понял, как сладко она пахла. Домом, лесами, а еще... чем-то неуловимым. Тонким. Быть может, травами, что девки кладут под сенник, чтоб тот не прел. Или чем другим?

Аромат дразнил охотника, лишая остатков усталости. И Свят теперь уж ничего не понимал. Он ведь к ней по-дружески, по-братски. Вот и не глядел никогда в ее сторону, потому как иначе как сестрой Заринку не разумел. А тут...

Верно в селе мужики бают, что рядом с бабой сам не свой становишься.

Вот и он, Свят, видно, сам не свой стал.

Глава 2.

Кровь Мары была жидкой. Ярко-алой - та, что шла от сердца. И бурой - та, что воротилась к нему.

И тленом от нее не тянуло. Жизнью, сладостью, покоем...