Ворожея бессмертного ярла

И улыбнулся так, сволочь, что аж захотелось запустить в него кубком. Но владыка моря сдержался. Невежливо как-то. Да и… есть зерно истины в его словах. С этими чужаками ни в чем нельзя быть уверенным.

— А вот смотри, что происходит дальше, — тем временем сказал Мрак.

«Гордый линорм» вдруг стал больше. Казалось, ещё секунда — и вырвется на волю, разбив хрусталь чана. Но, разумеется, ничего подобного не случилось.

Зато стала прекрасно видна стоящая у борта медноволосая чудесница. Понуро так стояла, на бледном лице ни кровинки. И в глазах — пустота. Не отошла ещё от крепких объятий Вессе, чудо, что вообще спаслась. Но в то же время вид имела странно решительный.

Гунфридр не сразу рассмотрел, что в руках Ньедрунг сжимает продолговатый янтарь. Миг — дрогнули тонкие губы в беззвучной молитве. Почему именно молитва, Гунфридр и сам не мог понять, но чувствовалось, что мерикиви что-то задумала. И обращается никак не к морю и не к небу. И смотрит куда-то так далеко, что не разобрать: за горизонт или внутрь себя.

— Как думаешь, великий Гунфридр, — прошелестел Мрак, — о чем просит медовая чудесница?

Ответом стала яркая вспышка янтаря в руке Ньедрунг. Та невольно охнула, но в золотисто-карих глазах тут же мелькнула радость. А потом вся фигура мерикиви вдруг запылала желтым светом. Миг — и пламя пропало.

Ньедрунг приложила ладонь с янтарём к сердцу и поклонилась неведомо кому.

Точнее… и гадать не надо, кого могла призывать янтарная колдунья. Они всю жизнь молятся и служат только одному божеству. Его защиты просят, его кару терпят. Остальные боги для них есть, конечно, но…

На столе вдруг появился третий кубок. Из розового золота, изящный, на тонкой ножке. Неведомо откуда донесся мягкий звон, и повеяло медовым дурманом. Даже растаял мрак, окутывавший пространство, уступая золотистому сиянию.

Она появилась без лишних слов. Стройная, статная, с прозрачно-жёлтой кожей, под которой виднелась паутинка трещин, повторяющих узор вен. Одежда вроде есть, а вроде и нет. При каждом движении появляются складки янтарной ткани, облегающие тело, словно вторая кожа. Одеяния ничего не скрывают вовсе, скорее наоборот — подчеркивают совершенство фигуры. Распущенные волосы струятся до бёдер и, переплетённые янтарными бусинами, излучают мягкий свет.

Лицо — любой скульптор душу продал бы за возможность изваять такое совершенство. Только вот прозрачные глаза холодные-холодные. И смотреть в них даже Гунфридру немного не по себе, потому что то появляется крохотный гагатовый зрачок и заливает собой радужку, то исчезает вовсе, превращая глаза в прозрачные безжизненные янтарные камни.

— Сплетничаете, — уронила она тягучим густым голосом, от которого стало душно и сладко. — Даже меня не дождались.

Мрак сделал вид, что его здесь вообще нет.

Гунфридр ухмыльнулся, шевельнул пальцами, и стул сам отодвинулся, приглашая гостью сесть.

— Да будет твой день светлым, прекрасная Брада, — улыбнулся он. — Несказанно рад тебя видеть, янтарная.

— В чертогах Господина нашего Мрака, пожелание света, конечно, очень… своевременно, — отозвалась она, величественно опускаясь на стул и беря кубок в руку.

Солнечными лучами тут же вспыхнули крупные камни в перстнях на её длинных пальцах, длиннее, чем у Гунфридра да и многих других богов. Потому что плетет ими Брада янтарные заклинания, завивает узоры исцеления и выздоровления, чтобы потом накинуть сотканное покрывало на больного и обернуть в несколько раз.

— А кому здесь не нравится, так я велю вместо твила подать яду, — безмятежно протянул Мрак. — Хороший яд, лишает бессмертия даже богов, знаете ли. Когда попадёте ко мне, полюбить мои чертоги будет куда больше времени.

Гунфридр и Брада расхохотались. Но при этом насмехаться больше не стали, так как помнили, что однажды сам Янсрунд оказался по ту сторону Мрака. Дело давнее, почти забытое, но мало ли…

Смех оборвался быстро. Брада выразительно посмотрела на обоих богов, словно напоминая, что у неё есть дела и поважнее, чем находиться здесь. Гунфридра это забавляло, Мрака… тоже. Но Брада Янтарь всегда знала, чего хочет, и славилась могуществом не меньше них. Поэтому ни один из богов не рискнул бы вести себя с нею неуважительно.

— Зачем позвали, братья мои? — поинтересовалась она холодно и спокойно, и показалось, что каждое слово превращается в застывающую под ледяным ветром каплю янтарной смолы.

— Видишь ли, Брада, — произнёс Гунфридр, делая глоток твила, — мой преданный слуга Фьялбъёрн Драуг столкнулся с бедой. На его корабле ворожея потеряла магический дар, спасая твою жрицу. А ведь жрица твоя поступила с ней, мягко говоря, некрасиво.

— Но уже искупила свою вину, — невозмутимо сказала Брада, поставив локти на стол и положив на кулачки точеный подбородок.

— Не до конца, — заметил Гунфридр.

— Смотря чем мерить, — золотая улыбка, янтарная усмешка, — смотря чем, о великий Морской Владыка.

— Во-о-от, — довольно протянул Мрак. — Я говорю про то же, но наш добрый друг, хозяин водных и подводных просторов, почему-то упирается.