Последнее слово драугу было незнакомо, однако он уловил мимолётный взгляд в сторону кувшина, и внутри зародилось какое-то нехорошее предчувствие. Правда, Яшрах никогда не делал ярлу ничего плохого, и если уж не верить давнему соратнику, то кому тогда можно верить?
— Я… — начал было Фьялбъёрн.
— Твоя возлюбленная, дева с глазами, как гагат, и кожей, словно золотое пламя, пропала, — тихо и монотонно сказал Яшрах, не отрывая глаз от кувшина, из горлышка которого вился еле заметный дымок. — И огонь в её крови хоть и силен, но не сможет противостоять всему северу.
Фьялбъёрн нахмурился:
— Всему северу?
Маргюгра в глотку этим сладкоречивым соловьям! Вечно не могут сказать попросту, нужно обязательно спрятать истинный смысл слов за ажурным плетением, так что видна и понятна будет только малая часть.
— Не спеши, мой друг, — сказал Яшрах, и Фьялбъёрн был уверен, что тот заметил его сжавшиеся кулаки.
Может, там с Йантой творится что-то страшное, пока он вынужден «не спешить»? Но в то же время ярл с горечью понимал, что Яшрах — один из сильнейших магов юга. Его не обмануть, не провести. Он может чего-то не знать, но не может не чувствовать. А раз предостерегает от спешки, значит, есть тому серьёзная причина.
Шейрани принёс широкую продолговатую подушку, чуть склонился в вежливом поклоне, укладывая её возле гостя. Фьялбъёрн чуть не закатил глаза, но, приложив руку к груди, поклонился в ответ, давая понять, что благодарит за гостеприимство. Боги, на севере всё куда проще. А у южан каждый взгляд и жест имеют своё значение. И наплевать на все эти мелочи нельзя. Если ты стоишь в чьем-то жилище, то либо не уважаешь хозяев, либо не достоин сидеть с ними в одном кругу.
— Не торопись, мой друг, — повторил Яшрах, и дымок, поднимавшийся из кувшина, вдруг показался плотнее и светлее, как перламутр морских раковин, вдруг решивший стать туманом. — То, что сейчас кажется тебе промедлением, на самом деле сохранит время в будущем. Я слышу твою тоску, как плач рабаба на заре.
Худые пальцы коснулись струн лежавшего на коленях инструмента, и те отозвались пробирающим до костей стоном.
Фьялбъёрн опустился на подушку, бросил хмурый взгляд в сторону Яшраха, обдумывая его слова. Поторопить чародея хотелось до ужаса, до бездны морской и яростных псов мёртвого дна, но… нельзя.
Шейрани занял прежнее место. Про себя Фьялбъёрн искренне восхитился мальчишкой: ни одного слова, зато четкое выполнение приказаний Яшраха, пусть и мягких. Но в то же время по взгляду видно, что он не слуга. Он просто делает то, что должен. Интересно, кто он Яшраху? И почему тот позволяет ему здесь присутствовать? Возможно, от мальчика что-то потребуется? Или это ученик? Так, надо успокоиться…
— Что еще скажешь, Яшрах? — тяжело уронил драуг.
Южанин давно отнял пальцы от рабаба, однако струны продолжали напевать чужедальнюю мелодию, словно отзываясь на касание невидимого смычка.
— Холодно здесь у вас, — вдруг ответил он, заставив Фьялбъёрна изумлённо посмотреть на него. — И чем больше пытаешься согреться, тем холоднее выходит. Ворожея твоя многим мешает спокойно жить. Врагов предостаточно, только вот есть те, у которых кишка тонка руку поднять на неё, а есть такие, кто и в своих целях не прочь использовать.
Фьялбъёрн прищурился. Жемчужный дым медленно, но верно заполнял весь шатёр. Вот уже золотистое сияние светильника почти растворилось в нём, потеряв тепло и мягкость. В комнате стало ощутимо прохладнее. А ещё ноздрей коснулся резкий и свежий аромат.
— Шейрани, — прошелестел голос Яшраха.
Мальчишка кивнул и неуловимо быстро оказался возле кувшина. Задрал рукав, обнажая тонкое запястье, иссечённое шрамами. В гибких пальцах блеснула сталь ножа.
— Что… — начал было драуг.
— Шай-халэ, — выдохнул мальчишка.
Густая, неожиданно слишком тёмная кровь потекла в кувшин. Туман словно ожил, запульсировал и метнулся к Шейрани, вливаясь в него через приоткрытый рот.
И тут же смуглая кожа стала ослепительно белой, а чёрные глаза наполнились бледно-жёлтым жутким светом.
В ушах зазвучал нечеловечески тонкий визг, драуг невольно подался назад. Но тут же взял себя в руки. Не стоит верить всему, что видишь и слышишь. Особенно, когда рядом южный чародей смерти. Он другой, и умения у него — другие. Северянам никогда не понять. И то, что может показаться страшным и невероятным, для Яшраха — всего лишь часть ритуала.
От Шейрани не осталось и следа — на его месте взвивалось вверх мертвенно-бледное пламя. В шатре было одновременно холодно и жарко. Такое бывает, когда чем-то болеешь. Лоб и щеки горят, тело пышет жаром, но пальцы на руках и ногах подобны льду.
Фьялбъёрн невольно ухмыльнулся воспоминанию, пришедшему из пелены веков. Вот так вот, Яшрах, ты действуешь на мертвых. Ты не ворожея Огнецвет, собственной жизнью не делишься. Однако тоже заставляешь хоть ненадолго вспомнить, что они жили. Как — неважно. Но жили.