Ворожея. Выход в высший свет

Тело Броссара от полученного заряда выгнулось, затряслось и забилось в судорогах. Магия бурлила, пытаясь завести остановленное сердце. Наставник не откликался. Ладонями не ощущала живые потоки. Отчаяние охватило с новой силой. Неужели не получилось?

– Брат, дыши! Троллий ты сын! – выкрикнул в сердцах Роберт.

– Эмири, – зарыдала я в отчаянии и наклонилась его к лицу.

Губами коснулась похолодевших губ и почувствовала легкое дуновение.

– Жив! – едва слышно выдохнула я. – Он жив! Ему надо помочь! – теперь почти кричала.

Стылый воздух обжигал, но почти этого не замечала. Роберт обессилено опустился рядом на ступеньку храма.

– Помогите! Целителя! – надрывалась, требуя от короля помощи. – Мэтр Одилон! Он жив!

– Пустите! Пустите! – послышался мужской голос. – Я целитель!

Незнакомый мне мужчина протиснулся сквозь толпу и опустился рядом с телом наставника. Круглое лицо серьезное, пенсне съехало набок, и вид у него потрепанный после падениях от ударной волны. Он только что оказывал помощь пострадавшим, а теперь поторопился на мой зов.

– Так что же вы, мои хорошие, парня на холодном камне держите? Заносите в храм. Живенько-живенько, – и эта его суетливая манера отчего-то подарила надежду.

Незнакомец спешил внутрь, что-то перебирая в своем чемоданчике, обычном для людей его профессии.

– Вот здесь будет хорошо, – одобрил расположение пациента целитель. – А теперь попрошу не мешать.

Он вдумчиво осматривал магией Броссара, приговаривая «так-так, так-так», а я не могла оторвать взгляда от его фигуры, наблюдая за каждым движением.

– Замечательно! – возвестил он наконец. – Легкие дышат, сердце стучит. Еще, скорее всего, подхватил простуду почек, что немудрено, пролежав столько времени на холодном камне.

– Он придет в себя? – всхлипнув, спросила его.

– Миленька, будет здоров твой муженек, – радостно сообщил мне целитель. – Немного пришлось поработать магией, вот он и пришел в норму. А расценки на такой затратный вид лечения, знаете, какие?

– Я оплачу! – утерев нос, пообещала ему.

– Вот и славно, – приободрился тут же мужчина. – Мой адрес: Аптекарская улица, четыре.

Суетливый целитель покинул храм, удостоверившись в состоянии пациента и поспешив на помощь раненым около храма.

– Муженек, значит, – весело хмыкнул мне на ухо бывший королевский судья. – Кошечка, да ты вышла замуж!

– Мэтр Одилон! – сердито дернула плечом, но в душе таяла от его слов.

Мэтр Эмири Броссар – мой муж? Смешно! И неожиданно волнительно.

ЭПИЛОГ Прошло два месяца

– Клер, я договорился с твоим наставником, он закроет практику досрочно, – папин голос споен, но в нем холодная твердость.

Таким же тоном отец отдает приказания в гвардии своим подчиненным. Он сидит напротив, в кресле с высокой спинкой, у горящего камина в нашем доме. Ранняя весна выдалась студеной.

– Хорошо, папа, – грустно отвечаю ему.

– Сегодня мэтр Броссар привезет документы, – снова короткое сообщение, без единой эмоции в голосе.

– В школу? – спрашиваю и понимаю, что очень хочу встретиться с взглядом темных глаз.

Пусть он еще раз усмехнется, скажет что-нибудь о моем домашнем платье, назовет его образчиком провинциальной моды, лишь бы еще разок на него посмотреть.

– Нет, – в голосе папы послышалось недовольство, – к нам. Твоя подпись тоже требуется, что ты согласна с досрочным окончанием практики.

Вскинула голову. А если я не желаю, чтобы моя практика заканчивалась досрочно? Если я хочу уехать в дом у озера и прожить там оставшееся время, где могу каждый день разговаривать с наставником? В Камарг меня тянуло со страшной силой. Хотелось вновь засыпать и просыпаться под плеск волн, услышать местный говорок. И главное, смотреть в глаза мэтру Броссару и слышать его голос, зовущий меня по имени. Но этому не бывать. Так решил мой папа.

После коронации он примчался, едва услышал обо всем произошедшем. Имя мэтра Броссара, пожертвовавшего своей жизнью ради спасения короля Роберта, было у всех на устах. И папа взволновался о моей судьбе при ворожее.

За эти несколько дней он усиленно собирал сведения о моем наставнике. Так он узнал его историю. О том, что он сын Эдуарда, о его разгульной молодости, закончившейся добровольной ссылкой. И любящий отец ужаснулся, насколько присутствие такого человека может губительно сказаться на репутации его дочери. В резких выражениях он объяснил еще слабому после перенесенной смерти и возвращения к жизни мэтру Броссару, что не позволит мне и мгновения оставаться больше подле ворожея. Он обвинял его в том, что подверг мою жизнь опасности, втянув в расследование дворцовых заговоров, в разрушенной репутации. Обо мне стали ходить нелицеприятные слухи, распространяемые местными аристократками во главе с Селестиной Бертлен. Папа приводил как доказательство, что ворожей так и не прислал счетов за мои платья, тем самым еще раз подтвердив мнение высшего света, будто бы я а содержанка Броссар. После чего увез в Тулус.