Сегодня очевидно, что снарядный голод 1914–1915 годов надломил русскую армию психологически. И хотя благодаря бешеной энергии начальника ГАУ генерала Маниковского положение удалось выправить, было уже поздно. Русский солдат возненавидел эту войну — и возненавидел верхи страны. Проигрыш же войны означал смерть царской России: это понимали самые умные головы ещё в 1914-м. Уже в июле того года пришлось подавлять бунты рабочих в Петербурге: люди начали строить баррикады и переворачивать трамваи. 3 июля 1914 года, например, полиции пришлось открывать огонь по 12-тысячному митингу рабочих-путиловцев. Уже 4 июля в столице России бастовали 90 тысяч человек. 7 июля началась всеобщая демонстрация. Забастовали практически все крупные предприятия, закрылись магазины, кинотеатры, остановился трамвай. Кое-где на Выборгской стороне стали строиться баррикады. С 8 июля начались баррикадные бои, шедшие до 11 июля! В Петербург из Красносельских лагерей перебросили на подавление рабочих волнений кавалерийские и пехотные части. Петербургское общество фабрикантов и заводчиков решило объявить локаут (свыше 100 тысяч рабочих уволены).
Напомним: Германия объявит нам войну 19 июля (по старому стилю) 1914 года. То есть накануне войны Россия бастовала и волновалась. Она была накануне новой революции, и поражение в войне означало крах старой России. Но в войну вступили, а снарядов оказалось мало. Генерал Деникин вспоминал страшные дни отступления 1915 года:
«Весна 1915 года останется у меня навсегда в памяти. Великая трагедия русской армии — отступление из Галиции. Ни патронов, ни снарядов. Изо дня в день кровавые бои, изо дня в день тяжкие переходы, бесконечная усталость — физическая и моральная; то робкие надежды, то беспросветная жуть… Помню сражение под Перемышлем в середине мая. Одиннадцать дней жестокого боя 4-й стрелковой дивизии… Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжёлой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их. Мы почти не отвечали — нечем. Полки, измотанные до последней степени, отбивали одну атаку за другой — штыками или стрельбой в упор; лилась кровь, ряды редели, росли могильные холмы… Два полка почти уничтожены — одним огнём…
Господа французы и англичане! Вы, достигшие невероятных высот техники, вам небезынтересно будет услышать такой нелепый факт из русской действительности. Когда после трёхдневного молчания нашей единственной шестидюймовой батареи ей подвезли пятьдесят снарядов, об этом сообщено было по телефону немедленно всем полкам, всем ротам, и все стрелки вздохнули с радостью и облегчением…»
Неужели вы думаете, читатель, что в мозгах солдата, который видел всё это и понимал, кто виноват в том, что немец сносит огнём целые полки, неужели вы не понимаете, что в душе такого солдата не вскипала ненависть к верхушке России, к дому Романовых, к бандам армейских поставщиков? Естественно, так оно и происходило.
Но как возник снарядный голод? Почему царская Россия не запасла достаточно боеприпасов?