Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы

С 10 марта 1830 года было введено так называемое всеобщее оцепление. Никто из жителей не имел права выходить из домов. Город превратился в сплошную тюрьму. Из-за недоедания и голода стали развиваться болезни. Такой каторжный режим продолжался восемьдесят дней. В то же время чиновники и офицеры, имея пропускные знаки, беспрепятственно ходили друг к другу в гости, устраивали вечеринки и балы. Продолжались занятия во всех учреждениях, работы на кораблях, в адмиралтействе и во флотских экипажах.

В общем, делали начальники православные свой гешефт на чуме, да только простые севастопольцы в июне 1830 года, не вытерпев, восстали. Началось всё с того, что медик Верблозов попробовал отправить на Павловский мысок жену и дочку матроса с Артиллерийской слободки. (Потом оказалось, что они были больны обычным для тех времён рожистым воспалением, которое быстро прошло.) Матрос не захотел отправлять родных на верную смерть — и открыл огонь из ружья по мортусам. Когда патроны у моряка иссякли, его по приказу генерал-губернатора Севастополя Николая Столыпина расстреляли без суда и следствия у ворот собственного дома. Вот тогда народ и поднялся. Именно тогда проглянул будущий 1917 год: раздались крики: «Бей и коли офицеров!»

Были убиты Столыпин, «карантинщик» Степанов. Хотели выпустить кишки и Верблозову, да тот смылся, переодевшись в мундир своего солдата-денщика. Коменданта города, генерал-лейтенанта Турчанинова, повстанцы пощадили — только взяли с него расписку о том, что чумы в Севастополе нет и не было. Такую же расписку взяли и с протопопа Софрония. Восстание пробовали подавить, бросив на город пять батальонов сил оцепления во главе с полковником Воробьёвым. Но солдаты отказались стрелять в восставших и присоединились к ним, выдав полковника Воробьёва на расправу.

Однако вскоре выступление всё же подавили. Семерых вожаков бунта расстреляли, 1600 душ разогнали по каторгам и арестантским ротам (штрафбатам), некоторых забили до смерти шпицрутенами. Имущество всех этих несчастных конфисковали. Турчанинова разжаловали в солдаты. Несколько тысяч матросов с семьями выселили из Севастополя, отняв у них детей: 5 тысяч ребятишек направили в батальоны кантонистов (некий аналог суворовских училищ). Их родителей услали в Херсон, Керчь. А большую часть — в Архангельск. Своим ходом. Через всю страну. Без тёплой одежды. Имущество этих людей также конфисковали.

Вот только тех, кто наживался на карантине и пилил бабки государства, не тронули. И в Петербурге никого из тех, кто заткнул рот комиссии Римского-Корсакова, к стенке не поставили. И не выявили тех, кто в столице «крышевал» это чудовищное воровство да издевательство над севастопольцами под предлогом «борьбы с чумой».