Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы

«…B первых числах июля 1833 года Александр Иванович Казарский на пути в Николаев остановился отдохнуть у супругов Фаренниковых, проживавших в небольшом имении в двадцати пяти верстах от города. Елизавета Фаренникова в своих записках, опубликованных в 1886 году (популярный журнал «Русская старина» за июль — сентябрь), отмечает подавленное состояние Казарского, его необычайную задумчивость и нервозность. Приводит его слова: «Не по душе мне эта поездка, предчувствия у меня недобрые». И ещё одна важная фраза, сказанная им: «Сегодня я уезжаю, я вас прошу приехать ко мне в Николаев в четверг, вы мне там много поможете добрым дружеским советом, а в случае, не дай Бог чего, я хочу вам передать многое».

Итак, в четверг в Николаеве должно было произойти что-то очень важное и опасное. Видимо, А.И. Казарский нуждался в помощи надёжных и преданных друзей, потому и хотел встретиться в этот день с супругами Фаренниковыми. Более того, он уже располагал определённой информацией и боялся, что она может исчезнуть после его гибели. Александр Иванович ошибся в своих подсчётах всего лишь на один день, но эта роковая ошибка стоила ему жизни!

Спустя несколько дней после прощания Казарского с супругами Фаренниковыми к ним в четверг под утро прискакал верховой с известием, что Александр Иванович умирает. Загнав лошадей, Фаренниковы прибыли в Николаев и нашли Казарского уже в агонии. Умирая, он успел прошептать им всего лишь одну фразу: «Мерзавцы, меня отравили!»

Через полчаса в страшных муках он скончался. Уже к вечеру, как отмечает Фаренникова, «голова, лицо распухли до невозможности, почернели, как уголь, руки распухли, почернели аксельбанты, эполеты, всё почернело… когда стали класть в гроб, все волосы упали на подушку».

Анализ обстоятельств смерти А.И. Казарского, внешних изменений после его кончины даёт веское основание полагать, что командир «Меркурия» был отравлен наиболее известным в то время ядом — мышьяком. При этом доза, которую дали Казарскому, была настолько чудовищна, что её хватило бы на нескольких человек.

Избрав для осуществления своей подлой цели мышьяк, убийцы могли рассчитывать прежде всего на то, что криминалистики как науки тогда ещё не было и в помине. Сам факт отравления мышьяком врачи научились выявлять несколько позднее — в 60-х годах XIX века, когда стала известна реакция так называемого мышьякового зеркала. Но к тому времени о загадочной смерти Казарского уже забыли…

Заканчивая разговор о мышьяке, уместно вспомнить, что он имеет одну существенную особенность — этот яд можно выявить в останках и спустя столетия. Так, например, сравнительно недавно был научно установлен факт отравления мышьяком Наполеона (по накоплениям этого яда в волосах умершего)…

Супруги Фаренниковы, не покинув сразу город, попытались восстановить события последних дней жизни Казарского. Они установили, что, прибыв в Николаев, Александр Иванович за неимением гостиницы снял комнату у некоей немки. У неё и столовался, причём, обедая, как правило, просил её саму вначале испробовать приготовленную пищу. «Делая по приезде визиты кому следует, — пишет Фаренникова, — Казарский нигде ничего не ел и не пил, но в одном генеральском доме дочь хозяина поднесла ему чашку кофе…» Посчитав, видимо, неудобным отказать молодой девушке, Казарский выпил кофе. Спустя несколько минут он почувствовал себя очень плохо. Сразу же поняв, в чём дело, он поспешил домой и вызвал врача, у которого попросил противоядия. Мучимый страшными болями, кричал: «Доктор, спасайте, я отравлен!» Однако врач, скорее всего тоже вовлечённый в заговор, никакого противоядия не дал, а посадил Казарского в горячую ванну. Из ванны его вынули уже полумёртвым. Остальное известно…

Реакцию властей на столь внезапную и подозрительную смерть столичного ревизора Фаренникова описывает следующим образом: «Были доносы, что Казарского отравили, через полгода прибыла в Николаев следственная комиссия, отрыли труп, вынули внутренности и забрали их в Санкт-Петербург. На этом всё и кончилось». Удивляться здесь не приходится. Ведь даже если предположить, что члены комиссии, прибывшие для расследования этой загадочной смерти, не были подкуплены, криминалистика того времени была еще слишком слаба, чтобы устанавливать причину смерти спустя месяцы…»