Воруют! Чиновничий беспредел, или Власть низшей расы

«…Формально старший в отряде казачий генерал Иловайский-четвёртый «с попечительным вниманием рассматривал отбиваемые у французов обозы». «Всё выносилось на его личное обозрение, — вспоминал Волконский, — и как церковная утварь и образа в ризах были главною добычею, увозимой французами, то на них более всего обращал внимание Иловайский и делил всё это на два отдела: что побогаче — в один, что победнее — в другой. Удивлённые Бенкендорф и Волконский недоумевали: «Зачем этот делёж? Ведь всё равно всё следует отдать духовному начальству, как вещи, ограбленные из церквей московских и следующие обратно в оные»…» Ответ казачьего генерала был бесхитростен: «Нельзя, батюшка, дал я обет, что всё, что побогаче, если Бог сподобит меня к занятию от вражьих рук Москвы, всё ценное, доставшееся моим казакам, отправить в храм Божий на Дон, а данный завет надо свято исполнить, чтобы не разгневать Бога». Сколько ни пытались Бенкендорф и Волконский убедить своего начальника отказаться от такого «обета», их увещевания не подействовали…» (Д. Олейников. «Бенкендорф». Москва, «Молодая гвардия», 2009 г. С. 139–140)

То есть казаки грабили то, что награбили французские завоеватели в Москве, и ничего законным хозяевам возвращать не собирались. Москва, таким образом, была для них уже как бы и не совсем своей. Н-да, своеобразное понятие у казаков было о русском национальном единстве!

Для контраста представим себе картину: 1944 год. Из Парижа уходят гитлеровские оккупанты, увозят ценности. Предположим, картины из Лувра. Увозят в коллекцию Германа Геринга. Но по пути на автоколонну с картинами нападают, к примеру, гасконские части спецназа. Обнаружив картины, гасконцы отправляют их к себе — в Гасконь, в местный музей. А на недоумённые вопросы прочих французов («Это же из Лувра!») отвечают бесхитростно: а мы, месье, обет давали — всё ценное при освобождении Парижа к себе отправить…

Представить подобное в Европе невозможно. А вот в исполнении казаков в России это в порядке вещей.

А теперь вспомним 1918–1919 годы. Итак, кровавые маньяки-большевики, понимаешь, захватили Питер и Москву. Но армии у красных в 1918-м толком всё ещё нет. Вот бы славным казакам двинуться с Дона на Москву да очистить страну от красной заразы-то! Спасти Святую Русь от жидов да большевиков…

Но Всевеликое войско Донское провозглашает себя независимым государством, которое претендует на Воронеж, Царицын (Сталинград), Камышин. Атаман Краснов предлагает немцам скот, зерно и коней в обмен на оружие. Вынашиваются планы создания самостийной Доно-Кавказской державы, куда вошли бы Кубань, Ставрополье, Калмыкия, Астраханское казачье войско, Севкавказ. Хотя в этот момент советская власть слаба до крайности, её армия — одна видимость, никакого красного террора ещё не развернулось. В этот момент полсотни тысяч казаков могли взять Москву. Но нет — они предпочли отпилиться. Садист, атаман Анненков, формально подчиняясь Колчаку, сам вынашивал планы создания независимого государства в Семиречье.

«Славные казаки» потом соизволили принять участие в войне с красными, но сопровождали свою борьбу за Россию чудовищными грабежами и маниакальным садизмом. И когда сегодня казаки начинают стенать о том, как их потом красные шерстили, я злорадно ухмыляюсь. Быдло вы тупое — за Россию надо было воевать, а не грабить и не играть в самостийность. Быдло сельское, кулацкое.