Это обращение он произнес насмешливо и слегка печально, заставив что-то внутри вздрогнуть и заныть болезненно и тревожно. А потом взял ее за руку и вложил в ладонь что-то твердое и тяжелое. Она даже не сразу поняла, что это и несколько ударов сердца разглядывала в изумлении узорчатую золотую табличку с иероглифом «Жизнь» посередине.
— Но ты же сказал… — непонимающе начала она.
— Я сказал, что пришел попрощаться. И не говорил, что ухожу именно я, — тонко улыбнулся он. — Ты хотела спокойной жизни, я, наконец, могу тебе ее дать.
— А ты?
— Для меня время мира еще не пришло. — Он мягко, почти целомудренно коснулся губами ее лба, помедлил немного и отступил. — Взови к Владыке и не забудь о том, что ты мне обещала.
Они молча смотрели друг на друга, долго, должно быть, целую вечность.
«Ну что ты замерла, глупая, — ругала она себя. — Почему теперь, когда в твоих руках самый лучший из выходов, тебе так хочется остаться?»
Но оставшись, не пожалеет ли она о том, что упустила? Не обидит ли его своим отказом? Она вздохнула поглубже, сжала пальцы и, прикрыв глаза, произнесла негромко, но твердо: «Прошу Повелителя Ада открыть мне одну из дорог Желтого Источника!».
В лицо ей дунул свежий ветер, а табличку в ее руке разделила пополам светящаяся трещина. Госпожа И зажмурилась и разломила по ней тонкий золотой слиток, словно печенье с предсказанием.
Табличка истаяла сиющим дымом, тот заклубился-закрутился в тонкий золотой вихрь и внезапно втянулся в ладонь госпожи, обжигая и покалывая кожу. Она закусила губу, чтобы сдержать крик — и через мгновение-другое все прекратилось. Лишь на руке проступил яркий, мерцающий желтым пламенем иероглиф.
К Вратам Жизни они шли вдвоем. Молча. Все нужное между ними было сказано, а то, что по-прежнему не давало ей покоя, никак не хотело обращаться в слова.
Врата смотрелись так красиво — волшебные, сияющие… Они звали, они манили, они завлекали ее обещанием покоя и умиротворения. И все же она не находила в себе силы сделать несколько последних шагов.
— Пора, благословенная, — напомнил ей мужчина.
Она поклонилась ему, с болью в сердце отмечая, каким нарочито безразличным стало его лицо. Внезапно ей захотелось броситься к нему и умолять о прощении. Но он почему-то всегда злился, когда она извинялась перед ним. И она в очередной раз взяла себя в руки и, бросив на него последний взгляд, пошла в темную арку, где клокотала Тьма, спиной ощущая его взгляд.
Ни мгла, ни жуткий Страж, ни торжественность и невозможность происходящего ее не трогали. Она выставила перед собой руку с горящей на ней печатью и почти не удивилась, когда Тьма, повинуясь золотому сиянию, расступилась, и ей открылась Дорога.
И не одна — их было множество, расходящиеся от того места, где она стояла, словно ветви от ствола раскидистого дерева — и большие, и малые… Какая же из них — ее? Она стояла на первой же развилке в нерешительности, когда услышала Голос. Казалось, он звучал со всех сторон сразу, изнутри и снаружи, и она ни за что не смогла бы его описать. В нем слышались и раскаты грома, и завывания ветра, и рокот морских волн, и звучание свирели, и шепот матери, поющий колыбельную младенцу.
«Что ты выбираешь, дитя? — спросил он. — Продолжить уже начатое или прийти в этот мир заново?»
Она раздумывала недолго. И ответ удивил ее саму.
— Продолжить, — ответила она, — я хочу пройти весь путь до конца.
— Это мудро, — согласился Голос. — Но тебе придется отдать мне что-то очень ценное. Так… посмотрим, госпожа… Хм… Выбирай: или ты сама не будешь помнить тех, кого знала, или они не будут помнить ничего о тебе.
Ее бросило сначала в жар, потом сразу в холод. Голова снова закружилась. Ей захотелось крикнуть: «Я не буду, я не хочу выбирать ничего из этого», но она же поклялась… поклялась ему и не имеет права еще раз его подводить.
Память… Разве не она недавно так страстно желала ее лишиться? И вот ей представился случай. Стоит ли ей?…
«Ты не будешь жалеть о своем выборе, каким бы он ни был», — взгляд черных, как самая темная ночь, глаз вспомнился так явно, что у нее перехватило дыхание.
«Я не буду жалеть», — повторила она свою клятву — и сделала выбор.
Глава 1.14
Госпожа Гуй
Ночью она снова слышала шум и грохот. Но он прекратился раньше, чем она успела спрыгнуть с кровати, а ей так сильно хотелось спать, так лень было покидать своей уютное теплое гнездышко, что она не стала выходить на улицу и проверять, что случилось. Она пообещала себе узнать все с утра пораньше, устроилась поудобнее, натянула одеяло на голову и тут же уснула. И, как водится, проспала.
— Пора просыпаться, юная госпожа! Да, да! Уже пора! — мельтешили в воздухе суетливые белые ласточки.
Госпожа Гуй открыла глаза и некоторое время размышляла лежа, что же такое она должна была сделать. Ах да!
— Что так гремело ночью? — спросила она прислужников.
Но те лишь испуганно затрезвонили в ответ: «Мы не знаем, мы ничего не знаем, юная госпожа!»
Пришлось признать, что спрашивать их о чем-либо бессмысленно.