Восемь дорог Желтого источника

Когда дверь молельни закрылась за ними двумя, госпожа Дзи внимательно осмотрела комнату: обе фигурки стояли на своих местах, на стенах прибавилось защитных талисманов. Курильницы не чадили сладким дымом, и дышалось здесь ни в пример легче, чем днем.

Господин Гэн обошел комнату и приблизился к постаменту.

— Вы думаете, это произойдет сегодня? — спросила она, разглядывая скамью и стену за ней.

— Мы создали для этого все условия. Если злоумышленник дорожит своим временем, у него нет другого выхода: ему придется поторопиться, — ответил Гэн и перевел взгляд на нее. — Допрос наложниц оказался хоть сколь-нибудь полезным?

Госпожа Дзи охотно пересказала ему все, что удалось узнать.

Услышав о неудачных беременностях госпожи Мо, он слегка прищурился и произнес задумчиво: «А вот это весьма интересно…»

— У вас есть какие-то предположения? — тут же насторожилась она.

— Пока довольно смутные, — признался господин Гэн. — В любом случае, сегодня мы все узнаем. Ваша задача, госпожа — что бы ни произошло, не сводить глаз со статуэток. Даже если кто-то опять заскребется в углу или начнется пожар.

Она кивнула.

— Я поняла вас. Но почему бы нам пока не развлечь друг друга беседой. Вы обещали ответить на мои вопросы. — Она дождалась, когда Гэн сделает рукой приглашающий жест, и лишь потом продолжила: — Я вспомнила кое-что о своем прошлом, но главное ускользает от меня. Наш общий враг… Кто он?

Лицо мужчины стало совершенно бесстрастным. А вот глаза… В них плескалась сдерживаемая, но хорошо ощутимая ярость.

— Тот, кто едва не уничтожил вашу семью… Тот, из-за кого вам пришлось стать Железной Чжу. Тот, кому вы так славно служили потом столько лет… Золотой Тигр Поднебесной. Великий император Цзя Циньху.

С каждой его фразой что-то надрывалось внутри. Что-то лопалось, словно воспоминания ее раньше хранились в непроницаемой скорлупе в глубине души. И вот сейчас эта оболочка пошла трещинами, еще и еще… Не выдержала, раскололась — и содержимое ее — горькое, едкое — излилось, отравляя, заставляя корчиться. Не от боли, нет — от застарелой холодной злости.

«Цзя Циньху…»

В памяти всплыли ненавистные глаза. Небольшие, темные, с оранжевым отливом, подведенные черным, чтобы усилить сходство с тигриными. Взгляд их часто казался снисходительно-благожелательным, даже туповатым. Опасное заблуждение. Она знала, каким цепким и тяжелым он мог стать, как легко мог вспыхнуть гневом или блаженным предвкушением на горе тем, к кому обращен.

«Отныне я существую и дышу только чтобы мстить… Я пойду на все, дабы расквитаться с Великим Тигром и готова отдать за это жизнь…»

— Полагаю, именно это вы и сделали. — Она повернулась на голос. И даже вздрогнула, увидев в чернильной мгле смотрящих на нее глаз тот же лютый огонь, что ей только что вспомнился. — Знать бы еще, не напрасна ли ваша жертва.

Да, она сама многое бы отдала, чтобы выяснить это.

— Вы похожи на него, — вырвалось у нее помимо воли.

— Больше, чем мне хотелось бы. — усмехнулся Белый Дракон. — Мы оба беспощадны. Он не пожалел дочери, я… — по лицу его пробежала тень — … сына. Отличие между нами лишь в том, что жестокость не приносит мне такого удовольствия.

Они долго молчали. Госпожа Чжу не отрывала взгляда от двух белых фигурок, по-прежнему стоящих на постаменте, и старалась свыкнуться с тлеющей ненавистью, которая то замирала ненадолго, то принималась снова ее дергать, и неведением. Последнее было даже хуже: сейчас она напоминала себе слепого, блуждающего в темном лесу. Невыносимое ощущение для того, кто привык двигать горы, лишь бы достичь своей цели.

«Ни к чему эти мысли».

Она взяла себя в руки и заставила рассудок думать лишь о том деле, с которым может справиться сейчас. С остальным она разберется позже.

Бессмертные… Исток… Добраться до истока…

Должно быть, она впала в своего рода забытье: просто смотрела на статуэтки, отвлеченно перебирала одну мысль за другой, словно фрукты из корзины, и совершенно не замечала ничего вокруг. Поэтому затруднилась бы сказать, сколько времени прошло: час свиньи еще или уже час быка?

Очнулась она резко: что-то вдруг громыхнуло за дальней стеной, да так, словно сам легендарный Царь Обезьян швырнул о нее большой медный таз. Раздались крики, ругань, визг. Небольшой порыв холодного ветра едва коснулся ее щеки — и вдруг погасил один из факелов — самый близкий к постаменту.

Лишь усилием воли она заставила себя отрешиться от происходящего и внимательнее прежнего следить за фигурками. И охнула, когда одна из них едва покачнулась и совершенно бесшумно начала опускаться вниз, исчезая внутри постамента.

— Смотрите! — крикнула она господину Гэн.

Он тотчас оказался рядом. Как раз вовремя, чтобы понять, что происходит.

— Превосходно! — отметил он с мрачноватым азартом. — А если так?

Он сделал шаг к соседней стене, сорвал с нее бумажный талисман и, прежде, чем она успела спросить, что он задумал, поднялся к пьедесталу и припечатал оберег прямо к нему.