Восемь Драконов и Серебряная Змея

— У Ласточкиного Гнезда, поместья Мужунов, есть одно важное преимущество перед обиталищем семьи Ван, — на лицо Старца Синсю понемногу вползла хитрая улыбка. — Большую часть времени, оно пустует, защищаемое лишь горсткой слуг. Глупый мальчишка Мужун Фу вечно шляется по дальним окраинам, путаясь со всякими чужеземными пройдохами, — Дин Чуньцю насмешливо скривился. — Этот самодовольный юнец возомнил себя неприкосновенным, стоило лишь ему обрести малую толику известности. Нам достаточно дождаться, пока он потащится на очередную бессмысленную прогулку, и все его сокровища станут нашими, — старец довольно захихикал. — А уж тогда… — он не договорил, с мечтательным видом прищелкнув языком.

«Хороший план,» в потустороннем голосе Дуань Яньцина прозвучало угрюмое одобрение. «Значит, наш путь лежит в Гусу. Но, для начала, нам нужно обзавестись дорожными припасами. Думаю, в Чэнцзи найдутся те, кто нам их предоставит… после небольшого убеждения.»

Дин Чуньцю одобрительно покивал, и все трое зашагали по дороге, ведущей в сторону ближайшего города.

Е Эрнян смотрела в спину своего главы с необычным для нее сомнением. Ее колебания были вызваны не жестокостью Дуань Яньцина, и не его недавним поражением. Давно зачерствевшее сердце злодейки не испытывало даже отдаленного подобия мук совести уже долгие годы, и она оценивала жестокость лишь со стороны приносимых ею пользы или удовольствия. Боевое искусство ее старшего по-прежнему вызывало страх и восхищение, несмотря на проигрыши Дуань Юю — Е Эрнян четко осознавала, чего стоит ее сила в сравнении с силой Дуань Яньцина. То, в чем сомневалась Способная на Любое Зло, был союз с сектой Синсю. До сих пор, он принес остаткам Четверых Злодеев лишь неприятности, и Е Эрнян впервые за долгое время задумалась, стоит ли ей и дальше следовать за Дуань Яньцином — упорствуя в таком сомнительном предприятии, как работа вместе с Дин Чуньцю, ее старший совершал несомненную ошибку, могущую стоить жизней им обоим. Бросив на старца в медной маске еще один оценивающий взгляд, женщина все же оставила мысли о предательстве. Оставила, но только лишь до поры.

Примечания

[1] Печень дракона и мозг феникса — поговорка-чэнъюй, означающая необычайно вкусную пищу.

[2] Линь Сянжу — чиновник, стратег, и крайне наглый тип, живший в эпоху Борющихся Царств. Вот типичный пример его деятельности — в переговорах с царством Цинь (будущий гегемон Китая, уже тогда ведший себя соответственно) Линь Сянжу, при помощи блефа, шантажа, и угроз, добился следующего:

— честь его родного царства Чжао не была уронена, хотя циньские чиновники очень старались;

— Чжао не понесло ни экономических, ни территориальных потерь, хотя циньские чиновники очень старались;

— сам Линь Сянжу вернулся домой живым и невредимым.

[3] Птица Пэн — гигантская птица, упомянутая в «Беззаботном Скитании» Чжуан-цзы.

[4] Один фэнь примерно равен трем миллиметрам.

Глава 42 Над северным драконом и его родиной сгущаются тучи

В этот вечер, Ма Даюань заранее отпустил всех слуг до завтра. Точнее, он строго-настрого наказал им и носа не показывать на его подворье до самого утра. Заместитель главы Клана Нищих обращал мало внимания на прислугу, и запросто обсуждал важные дела при служанках, конюхах, смотрителе, и прочих, но, приглашая сегодняшних гостей, он отчего-то все чаще вспоминал историю о доносе коварного слуги Мяо Цзэ, ставшем причиной казни его неудачливого хозяина-заговорщика[1]. Не то, чтобы Ма Даюань замышлял крамолу против своего главы — он по-прежнему считал себя верным Цяо Фэну и Клану Нищих. Но сегодня, он все же решил убрать из поместья лишние уши.

Старейшина встретил гостей самолично — как из-за отсутствия прислуги, так и желая проявить побольше уважения и сердечности к несомненным единомышленникам. Бай Шицзин, отвечая на поклон и приветствие Ма Даюаня, отчего-то выглядел смущённым, что заместитель главы отнес на счёт их разницы в положении. В глазах Цюань Гуаньцина Ма Даюаню почудилась мимолётная тень насмешки, но здесь гостеприимный хозяин допускал, что попросту ошибся — глаза нередко подводили шестидесятилетнего старца.

Обменявшись любезностями, гости прошли внутрь, и расположились за обеденным столом. Ма Даюань, дружелюбно улыбаясь, поставил перед приглашенными дымящийся чайник, и троица, прихлебывая лёгкий и освежающий хуаншаньский маофэн, завязала неторопливую беседу.

— Как я знаю, ветвь Дачжи переживает не лучшие времена, — говорил Бай Шицзин. — Примите мои соболезнования, старейшина Цюань. И дня не пойдет без того, чтобы ко мне не явился за наказанием один или несколько ваших младших. В последнее время, глава обращает на вашу ветвь клана все больше внимания.

— Наш глава храбр и благороден, — со скукой в голосе ответил Цюань Гуаньцин. — Но, в благородстве своем, он не понимает требований времени, — его собеседники, после недолгих размышлений, покивали, соглашаясь с этим достаточно смелым высказыванием, совсем недалеко ушедшим от оскорбления.