Восемь Драконов и Серебряная Змея

Выйдя из южных ворот Сюйхэня, они пустили коней во весь опор, поняв столбы сухой дорожной пыли, и вскоре подъезжали к окраинам города Да Ли. Дворец Принца Юга располагался в живописном месте — близ кристально-чисто озера, окружённого плакучими ивами, и поодаль от городских построек. Пышные сады окружали дворец, пестрея разноцветьем клумб, и ухоженной зеленью деревьев и кустарников. Само здание, хоть и не могло похвастаться большими размерами, выглядело не менее пышно, чем особняки высокопоставленных сунских вельмож — трехэтажное, выкрашенное в светло-синий, золотой, и красный цвета, оно производило впечатление изящной работой мастеров-строителей. Высокие колонны поддерживали черепичную крышу, серые камни стен были безупречно подогнаны друг ко другу, а золотые иероглифы хвалебных надписей, сияющие на прикрепленных к колоннам табличках, были заметны издалека.

Дворец Принца Юга

Цинь Хунмянь со спутниками без труда уклонились от солдат, патрулирующих усадьбу принца — техники шагов, известные всем троим, делали преграды наподобие высоких деревянных стен и живых изгородей в рост человека не более, чем ступеньками. Благополучно проникнув во внутренний двор, троица вскоре наткнулась на мужчину и женщину средних лет, сидящих на скамеечке в обнимку и влюбленно воркующих. Инь Шэчи, видя, как замерла на месте Цинь Хунмянь при виде беседующей парочки, предположил было, что видит перед собой упомянутую ранее Дао Байфэн. Как быстро выяснилось, он ошибся.

— … Посмотри на эти пионы, Баобао, — звучал бархатный голос мужчины. — Их лепестки нежнее и слаще многих изысканных лакомств, но и они не сравнятся с нежностью и сладостью твоих губ, — придвинувшись ближе, он потянулся к женщине.

— Оставь, Чжэнчунь, — неуверенно ответила та. Она сопротивлялась поползновениям своего дружка, но без особого пыла. — Что, если нас увидят?

— Нас некому здесь видеть, любовь моя, — ласково ответил мужчина. — Слуг я отослал, а стражники ходят ближе к стенам. Мое сердце тянется к тебе, Баобао, словно эти пионы — к солнцу, неужто ты не подаришь ему хоть немного тепла?

Инь Шэчи восхищенно покачал головой, помимо воли преисполнившись уважения к этому краснобаю и дамскому угоднику. Он с интересом прислушался к разговору, не собираясь упускать возможность поучиться новому у знатока своего дела, но беседу наследного принца Да Ли с его подругой быстро прервали.

— Гань Баобао! — в голосе Цинь Хунмянь оружейной сталью звенела ярость. Обнимающаяся парочка повернулась на этот вопль, с одинаковыми удивлением и растерянностью во взглядах. Женщина, узнав говорившую, смущенно опустила глаза, мужчина же, напротив, улыбнулся с радостным узнаванием.

— Не ты ли называла меня сестрой по оружию? — продолжала, тем времнем, разоряться новоприбывшая. — Не ты ли сговаривалась со мной отомстить за все наши обиды? Как ты могла забыть свои клятвы и обещания⁈ Как ты можешь ласкать и обнимать этого… этого… — возмущение окончательно встало учителю Му Ваньцин поперек горла, чем воспользовалась ее собеседница.

— Н-не нужно укорять меня за то, чего втайне жаждешь сама, и побольше моего! — со смущенной решительностью ответила она. — Скажешь, ты пришла сюда не затем, чтобы увидеть Чжэнчуня?

— Я здесь, чтобы утолить мою жажду мести! — отрубила справившаяся с собой Цинь Хунмянь. Ее сердито сузившиеся глаза метали молнии, но румянец, предательски выступивший на бледных щеках женщины, выдавал ее истинные чувства. — А вовсе не для того, чтобы позволять этому обманщику вновь сбивать меня с толку лживыми речами! Как думаешь, сколько дней пройдет, прежде чем ты надоешь ему, и он сбежит к другой — два, три?

— Он вовсе не собирается бежать из собственного дома, — запротестовала Гань Баобао. — Чжэнчунь не уйдет от меня, и от своей дочери…

— Ах, дочери⁈ — воскликнула взбешенная Цинь Хунмянь. — Так вот чем он воспользовался, чтобы вновь вертеть тобой, словно скудоумной малолеткой! Я не узнаю тебя — ты словно потеряла и память, и разум! Стоило этому распутнику прикинуться любящим отцом, как ты забыла обо всех причиненных им бедах! Клянусь, я считала тебя много умнее!

— Не тебе, цепляющейся за обиды, словно взбалмошный подросток, говорить о моем уме! — завелась Гань Баобао. Она легко поднялась со скамьи, высвободившись из объятий Дуань Чжэнчуня, и встала напротив своей рассерженной сестры по оружию. Женщина оказалась вооружена: ее руки сжимали меч в позолоченных ножнах. В этой судорожной хватке не было угрозы — скорее, невольное следование привычке.

— Да, я решила оставить прошлое в прошлом ради действительно важного — моего ребенка! — возмущенно продолжила она. — Да, это решение оказалось верным, и приносит мне радость каждый день! Не тебе, вздорной, неумной завистнице, упрекать меня!

— Завистнице, значит, — процедила Цинь Хунмянь. — Вижу, сестрица, ты взяла на свою прогулку меч. Позволь, я проверю, не забыла ли ты, как вынимать его из ножен, занятая упражнениями с другого вида мечом и ножнами…