Восемь глав безумия. Проза. Дневники

Фальсифицируют историю: древнюю, среднюю, новую и новейшую (историю буквально вчерашнего дня). Фальсифицируют науку (свои собственные доктрины, методы и догмы), искусство, продукты, чувства и мысли. Мы потеряли критерий для различения действительного от иллюзорного.

Может быть, сексуальный инстинкт — один из первичных (питание, размножение). Но инстинкт власти — один из сильнейших, хотя по происхождению возможно, что он более поздний.

Сексуальное наслаждение кратковременно, а наслаждение властью длится бесконечно, по крайней мере, до момента ужаса смерти.

В 15–16 лет я спрашивала: «Нет ли в любви инстинкта власти?» Как жаль, что эту тетрадь у меня забрали при первом аресте. Поистине, в 15 лет я была гениальна (но и очень неприятна).

Вот когда прав обыватель Розанов. Любой человек на моей замеч<ательной> родине жаждет покоя, отдельной квартирки, а еще лучше крохотного отдельного домика, еды, более или менее достаточной для поддержки отощавших телес, умеренной работы, приличного заработка, умеренной «ясной и чистой» (слова Яр.) книжки, опрятной одежды, кино и театра с обычными человеческими фильмами и пьесами. А главное — покоя. Чтобы никто не трогал, никто не лез, не агитировал, не пропагандировал, не воспитывал, не прорабатывал, не гнал на собрания и на выборы. «Пусть управляет, кто хочет, только накормите меня в моем углу, дайте мне работу по силам, не запрещайте с женой и родственниками поговорить о чем вздумается, не оглядываясь по сторонам… Больше ничего мне не надо».

Неужели троглодитством закончится? Собственно, людоедство несколько раз повторялось с 1917 года.

Мир сорвался с орбиты и с оглушительным свистом летит в пропасть бесконечности уже с Первой Мировой войны. Гуманизм оплеван, осмеян, гуманизм «не выдержал».

Новая соц<иалистическая> вера и надежда (марксизм, «научный социализм») засмердели и разложились очень быстро. В так называемом «буржуазно-демократ<ическом>» строе о «широкой демократии» тоже хорошего ничего не скажешь. Ну, более сносно, более свободно жить для отдельного человека. А так, в общем, истрепанные лоскутки робеспьеровского голубого кафтана, истертые клочки жан-жаковского «Общ<ественного> договора». Вздор. Галиматья. Великий банкир Верхарна[144] молится: атомная бомба в деснице, евангелие в шуйце. Опостылевший, ошаблонившийся «изысканный» разврат или скучная семья, стакан молока за завтраком, огромные предприятия, огромная, холодная, не обжигающая, даже не согревающая власть. И — только.

В чем же спасение?

Христианство? Что ж. Многие бросаются в секты и религ<иозные> общества. Тоже одряхлело, тоже скомпрометировано и запятнано, не отчистишь, не исправишь. Логический вывод: гибель мира (всей планеты) или всех существующих культур и почти всего человечества. Два тысячелетия христианской цивилизации — достаточно.

Индусы и китайцы? Тоже дряхлы, судорожно хватаются за чуждые им европейские социал<истические> доктрины (возросшие на той же христианской почве). У этих древних народов нет снадобья для излечения мира.

Буддизм? Брахманизм? Конфуцианство? Священная корова и обезьяний бог Гануман[145]? Смешно. Очень почтенно, имело свои глубокие исторические основания, но смешно и тошно.

О, доблестный царь Висвамитра,
Ты истым быком оказался,
Когда только ради коровы
И каялся ты, и сражался.

Гейне[146]

Написать обо всем этом повесть или нечто… Надоевшие определения: повесть, роман.

Из тех же телефонных деловых разговоров:

— Ну да! Родина «Красной шапочки»… Знаете, побольше познавательного материала…

Бедная «Красная Шапочка»! Бедные дети, к<отор>ых будут накачивать познавательным материалом на базе «Красной Шапочки» и «Бабы-Яги, костяной ноги».

В самых ужасных социальных условиях, в непроглядной тьме и мучениях, и вопреки всему этому находятся люди, обрастающие легким жирком. Вал. Гр.[147] с ее: «Хочется чистой, светлой лит<ерату>ры… Все так тяжело и еще читать что-то тяжелое — нет, нет». Жизнь далась Гр. не так-то легко. И вот все-таки жирком она обросла. Ценность имеют только люди с долголетним каторжным стажем, и то не все.

«Чистая, светлая литература»… Вранья хочется!

На днях около троллейбуса было много народу. Выходивший с передней площадки какой-то молодой человек замешкался. Тогда один из ожидающих схватил его, стащил со ступенек, отшвырнул в ближайшую кучку грязного снега. Сам вскочил в троллейбус и уехал. Отшвырнутый встал, отряхнул пальто, котелок и пошел по своим делам. Оба прилично одеты. Внешность студентов или служащих… Советские люди.

Темно-розовое небо по ночам, темно-розовое, даже когда нет огней… Зарево, только какое?

Кампания по реабилитации закончилась. Начинается кампания по изоляции.

«Меченые атомы».

26/I. Сволочи мы. Привыкли жить двойной жизнью.

Творчество для себя и про себя и похабнейшее вранье для печати. Многие так. У меня наверняка не выйдет. Даже моя лирика признана, видимо, чересчур из времен Блока — Белого.